— Без сильного лидера нам было бы еще хуже. Я слежу за опросами: в прошлый раз я даже с «Велой» обошел кандидата глобалистов с трудом. Не стану притворяться, будто все это неважно.
— Так в чем проблема? «Вела» влетит во Внутреннее Кольцо, ты проведешь на Хайяме пару парадов в честь спасения последних жителей планеты. О чем тут переживать?
Его лицо перекосило.
— Корабль пропал.
— А, — сказала она. — Пожалуй, теперь с парадом возникнут сложности.
— Черт возьми, Асала! На этом корабле тысячи человек, в том числе весь кабинет министров Эратоса. Ты помнишь Ваню?
— А то! Царица гравитации. Она умерла когда, пять-семь лет назад? Искусственная гравитация существовала и до Вани Рёты, но именно благодаря ее команде стала недорогой и доступной, после чего начался бум разработок межпланетного транспорта.
— Ее дело все еще живет, — сказал Экрем. — На Эратосе продолжала работать ее лаборатория, а ее семья…
— Ладно, поняла, дело всегда в знаменитостях. Но от меня ты чего хочешь? Если они пропали в космосе, то могут быть где угодно. Найди астрофизика, чтобы просчитал траектории от последнего известного местоположения.
— Я уже знаю, где они пропали. Их последнее сообщение... им пришлось совершить аварийную посадку на Гипатии.
Асала похолодела.
— Нет.
Экрем будто не слышал ее.
— Они собирались облететь Гипатию, чтобы разогнаться и пройти мимо Гань-Дэ до самого Хайяма. Но вместо этого им пришлось сделать остановку. Я совещался с экспертами по орбитальным полетам — еще не все потеряно, нет. Через пару недель заканчивается этот семнадцатилетний мертвый период, и у нас будет несколько месяцев, чтобы прыгнуть с орбиты Гипатии и долететь до Гань-Дэ. Так что если они успеют закончить ремонт, то имеют шансы добраться до Гань-Дэ намного быстрее, а дальше, с Гань-Дэ, Внутреннее Кольцо куда доступнее. Может, не к последнему туру праймериз, но все же они прибудут раньше, чем…
Семнадцатилетний планетарный цикл. Экрем говорил так, будто это далекая умозрительная истина. Впрочем, для него это так и есть.
Для Асалы же это было обещанием вечности в одиночестве: почти тридцать четыре года назад ее клан побирался и выкручивался, лишь бы оплатить ей грязный угол на рейсе до Гань-Дэ. Одна, свернувшись калачиком на койке, среди набившейся вокруг безликой и отчаявшейся человеческой массы, она прекрасно понимала — спасибо тонкостям орбитальной механики: пройдет еще семнадцать лет, прежде чем кто-нибудь сможет последовать за ней… семнадцать лет. Целая жизнь. И ведь в итоге все равно никто последовать уже не мог, потому что на Гань-Дэ решили, что с них хватит гипатских беженцев.
Насколько было известно Асале, весь ее клан погиб. Когда она смогла позволить себе отправить сообщение на родную планету, единственным ответом послужила гулкая тишина — а это само по себе ответ. Гипатия была суровым местом еще задолго до того, как наползающий мороз стал невыносимым и из-за перепада температуры целые города вымерзали за ночь.
Отчаянные гипатцы все еще сбегали с чахнущей планеты каждые семнадцать лет, не желая смиренно умирать. Для многих закрытие Гань-Дэ означало, что холодная смерть на планете сменяется еще более холодной смертью в космосе — кое-как склепанные мусорные корабли беженцев изнашивались и разваливались, пока их невезучие пассажиры вымаливали себе уголок в переполненном орбитальном лагере беженцев. И, если их все же принимали, они выигрывали для себя право умереть медленнее.
То, о чем говорит Экрем, — последний шанс покинуть Гипатию. Это было ясно из температурных прогнозов. На Хайяме такое не обсуждали: стоит шепнуть о надвигающейся гибели Гипатии — и людям становится неловко, они отводят глаза. Экрем наверняка будет жизнерадостно заверять, что вышлет заправленный спасательный корабль, даже когда спасать уже будет некого. Все это время корпорации Хайяма продолжали жадно добывать из солнца водород — раз непоправимый ущерб уже нанесен, то какая теперь разница? Кроме того, водород жизненно необходим — для производства воды, для термоядерной энергии…
Экрем все еще говорил.
— …И я пошлю с тобой своего отпрыска. Младшего. Помнишь их? Конечно, не потому, что я тебе не доверяю, — он нервно рассмеялся, — но Нико пригодится опыт реальной жизни. Они проходили обучение в отделе аналитики внутренней разведки, теперь рвется применить знания на практике. — Он подошел к стене и коснулся панели интерфейса. — Пригласите, пожалуйста, Нико.
— Экрем, ты меня не слушаешь, — Асала с трудом сохраняла голос ровным. — Я сказала…
Она не успела договорить, как в зал влетел человек лет двадцати — с такой готовностью, что было очевидно: они поджидали у дверей. Круглое лицо Нико сияло улыбкой, прическа стремилась к последнему писку андрогинной моды — многослойному шэгу, а стояли они, как кол проглотили, — как человек, который слишком сосредоточился на том, чтобы произвести хорошее впечатление.
— Нико! — радостно воскликнул президент. — Помнишь Асалу? Кажется, вы с ней виделись, когда ты еще пешком под стол ходили. Помнишь, Асала?
Асала не помнила. Экрем часто вел себя так, будто каждое солнцестояние и праздник они ходили друг к другу в гости семьями, а не были рядовым и офицером, заслужившими мало-мальское уважение друг друга давным-давно, в другой жизни. Но она все равно кивнула.
— Приятно встретиться, Асала. Снова, — сказали Нико, улыбаясь еще шире. — Словами не передать, как я рады поработать с…
— Экрем. — Асала повысила голос, чтобы перебить их. — Экрем, выслушай меня. Я сказала «нет». Я не согласна. Ищи кого-нибудь другого, чтобы выслеживать твой пропавший корабль.
Лицо Экрема вытянулось от удивления, словно она только что заявила, что собирается голосовать за его соперника.
— А как же «Вела»? — выпалили Нико. — Ты же хочешь спасти беженцев; ты же сама с Гипа…
— Хорошего дня, — сказала Асала с таким льдом в голосе, что он мог потягаться с холодом ее родины. Может быть, не очень вежливо уходить на полуслове от президента Хайяма и его младшего ребенка, но это лучше, чем этого самого ребенка задушить, — тут неприятностей наверняка будет даже больше, чем если бы ранее она врезала лидеру Гань-Дэ.
Она не вернется на Гипатию.
***
Нико и представить себе не могли, что окажется рядом с генералом Кинриг во время ее визита на Хайям. Разве что среди протестующих, хотя из-за этого их отца напрочь сорвет с орбиты. Еще, конечно, посещали фантазии взломать компьютеры Кинриг, чтобы те на каждую команду отвечали танцующими розовыми пони и статистикой по беженцам.
Как можно игнорировать ситуацию на Внешнем Кольце, было за пределами понимания Нико. И как генерал может быть столь бессердечной — ведь на Гань-Дэ полно места! Конечно, родная планета Нико и сама могла бы сделать гораздо больше, но редко кто из беженцев забирался так глубоко в систему. Большое расстояние позволяло умудренным хайямцам снять с себя ответственность и закрыть глаза на смерти — с типичной отвратительной манерностью. Очень удобно. Но Гань-Дэ — еще хуже: у них бессчетное множество гипатских беженцев на пороге, застрявших на орбите или в полете, в лагерях, и все же возгласы «Гань-Дэ для ганьдэсцев!» почему-то нисколько не затихают.
