— Мамочка, что ты такое говоришь? Разве такое может быть?
— Сынок, — сказала она, беря меня за руку. — Ты не показываешь этого, но я чувствую это. Я не твоя кровная мама, но я люблю тебя как родного сына и чувствую все, что ты переживаешь внутри себя. Я вижу, что ты думаешь о своей настоящей семье. Но не мучай себя из-за этого. Ты вспомнишь все, и я верю в это.
Я улыбнулся:
— Ты никогда не говорила о своих способностях. Я в порядке, в порядке, — уверил я ее. — Вы моя семья, этот район мой дом. Чего мне еще желать? Лучше уже и не будет.
Надел на голову шапку и собрался выходить:
— Ты должен создать свою собственную семью. Тебе после этого станет намного легче. Жена и дети заполнят всю твою пустоту, — погладила она меня по голове, поправляя шапку.
— Когда-нибудь и это произойдет, — ответил я и вышел из дома.
Я отплыл на свой маленькой лодке в море. Солнце светило ярко, чайки летали над моей головой, а в мыслях вертелось тысяча мыслей, которые я не мог никаким способом остановить.
Как человек может думать о своем будущем, когда совсем не помнит свое прошлое? И может, я никогда его и не вспомню… Я не знаю кем был до того момента, как попал в нынешнюю семью. Кем были мои родители, были ли у меня братья, сестры… Есть ли кто-то кому я нужен в моей прошлой жизни? Хоть кто-нибудь…
Кто я вообще такой? На кого из родителей я похож? Кровь, какой семьи течет по моим венам? Столько вопросов и ни одного ответа я не получил. Да и не получу никогда…
Тагир
Я стоял перед огромным зеркалом, поправлял свои волосы, завязал свой галстук и надел пиджак. Вышел из ванной комнаты и посмотрел на лежащую на кровати супругу. Приблизился к ней, ее реснице затрепетали.
— Тагир, — мягко произнесла она. — Любимый мой.
Она потянулась и, встав, надела на себя свой тонкий халатик. Тихими шажками подошла ко мне и начала поправлять мой галстук, который я в тысячный раз по ее мнению завязал неправильно.
— Я сделаю, — тихо произнес я и повернулся к небольшому зеркалу, стоящему возле комода.
Поправил галстук, но когда хотел взять с комода ключи от машины, задел фотографию. Она упала с треском на пол стеклом вниз. Я нагнулся, взял фотографию и перевернул ее к себе лицом. На фотографии были запечатлены мы с братом, еще детьми, обнимающиеся и счастливые.
Нас сфотографировала тогда мама в саду. Мы никак не желали позировать, хотели играться и беситься. Как сейчас помню:
— Тагир, Тигран, встаньте, пожалуйста, сюда, — сказала тогда мама, на что мы и ухом не повели. — За это я вам дам по одному пирожному, — добавила она.
Мы навострили уши, и куда более заинтересованее встали напротив мамы. Положили руки друг другу на плечи и полуразволившись улыбнулись.
Всего за несколько месяцев до произошедшей аварии. Столько лет прошло с того момента, как я потерял отца и брата — близнеца. Столько судеб сломано, столько лет потеряно…
— Тагир, ты в порядке? — погладив меня по спине, спросила Амалия.
Мой брат…Так нелепо погиб из-за какого — то некчемного человека!
— В порядке, пойдем вниз завтракать, — отрезал я. Хотя я совсем не хотел идти в столовую.
— Доброе утро, дорогой, — пролепетала моя мама, целуя в щеку отчима.
— Доброе утро, Арабелла. Ты чудесно выглядишь.
Вошли вместе с Амалией в столовую, пока сцена не разрослась еще больше.
— Доброе утро, дети, — мама подошла ко мне, поцеловала, затем Амалию и присела напротив меня.
— Спасибо, дорогая, — произнесла мама нашей помощнице, которая заканчивала накрывать на стол.
— Ты до сих пор не поняла, что мне нужен кофе без сахара? — зло спросил я нашу помощницу, сделав глоток. Она в очередной раз сделала не такой кофе, который я просил. — Сколько раз это будет повторяться?
Девушка зло сверкнула глазами, но через секунду покорно ответила:
— Простите меня.
— Никаких проблем нет, так ведь, дорогой? — положив свою руку на мою ладонь и мягко ее поглаживая, поинтересовалась Амалия.
Черт, она всегда делала так! Всегда пыталась меня успокоить, когда этого делать совсем не нужно было!
— Амалия, не вмешивайся, — сердито сказал я, и почувствовал, что мои глаза начали меняться на красный цвет от злости. Попытался успокоиться, но мне не сразу удалось это сделать. Мне с каждым разом все труднее и труднее удается контролировать свой гнев. С чем это было связано, мне совсем было непонятно.
— Тагир, ты решил проблему с теми людьми? — спросил меня отчим, о людях, которые жили на окраине долины и каждый раз вставляли нам палки в колеса. Мы же хотели построить недалеко от их домов небольшой завод по производству лекарств для оборотней. Они же боялись того, что мы, захламим их окрестности, и они будут дышать отходами от нашего производства. Я же практически подкупил их предводителя.
— Нет никаких проблем. Я все решил.
— На последнем совещании все было иначе, — напомнил мне Разиль.
— Это в прошлом, — ответил я и посмотрел на него. Меня сейчас было бы лучше не трогать.
Мама заерзала на стуле, беря в руки сыр.
— Вам целого дня не хватает, чтобы обсудить работу? Можно нам не забивать голову всеми этими негативными разговорами?
— Ладно, Тагир. Через неделю все и узнаем. Решил ты эту проблему или же нет, — проговорил он, отпивая из чашки.
— Увидим, — в тон ему ответил я. — Кстати, совещание можешь перенести на завтра. У меня уже все готово.
Разиль удивленно посмотрел на меня, подняв свои брови вверх.
— Почему?
Я начал вскипать.
— Потому что у меня уже все готово. Я сказал об этом пару секунд назад.
— Сынок, что сегодня с тобой? Почему ты грубишь Разилю? — вмешалась мама. Только этого мне не хватало. Сначала Амалия со своей безмятежностью, а теперь мама, пытающаяся меня подружить со своим теперь уже мужем.
— Мама, — спокойно начал я. — Я никому не грублю. Мы всего лишь обсуждаем свою работу. И будет лучше, если все будут заниматься своим делом, ладно? — добавил я.
Мама ошарашено посмотрела на меня, но ничего не ответила.
— Я пошел. Всем хорошего дня, — вытерев губы салфеткой, произнес я и встал из-за стола.
— Ну как так — то? — подавленно спросила мама, когда я уже почти вышел из кухни.
— Все будет хорошо, — мягко произнесла Амалия. Как всегда она старалась сгладить все острые углы, возникающие в наших семейных отношениях. Как же меня бесила это ее черта характера.
— Он никогда меня не принимал и не примет, — Разиль посмотрел на Арабеллу грустными глазами. — Он все еще думает, что мы предали его отца. И в чем-то он прав.
