Дара посмотрела на нее: щеки девушки залились краской, губы дрожали, пальцы теребили выбившуюся из косы кудрявую рыжую прядку. Казалось, еще немного — и разревется.
— Подумаешь! Пусть смеются, тебе жалко, что ли? — фыркнула Балсан и закатила глаза. — Еще ничего не случилось, а ты уже ноешь. Сидела бы дома, училась пироги печь.
— Я умею печь пироги! Конечно, тебе-то легко говорить. Над тобой никто никогда не потешался, а если и начнут — пожалуешься толпе своих воздыхателей, они шутникам тумаков отвесят.
— Ой все! Я не виновата, что тебе и пожаловаться некому.
— Ах ты… вертихвостка! — крикнула Юмсун и смахнула первые слезинки.
— Плакса, — парировала Балсан, демонстративно отворачиваясь.
— Угомонитесь обе! — рявкнула Аюна и вопросительно посмотрела на Дару.
Повисло напряженное молчание. Все ждали, когда Дара заговорит первой, а она переводила взгляд с одного лица на другое, ища поддержку, но видела лишь сомнения. Разве что неугомонная Аяна выглядела заинтересованной, другие же…
Дара вздохнула. К такому она оказалась не готова, но предать мечту не могла. И тогда она решила, что отправится хоть к черту в пекло, а если друзья от нее отвернутся — пойдет одна. Лучше сгинуть в горах, чем прожить остаток жизни неудачницей.
— Я понимаю, что для вас это неожиданно, — тихо сказала она, — и не имею права требовать, чтобы вы все бросили и пошли за мной. Знаю, будет непросто, но я верю, что если мы захотим, то справимся с чем угодно! Вместе нам любое дело по плечу. Давайте не будем спорить и тем более ссориться, просто скажите: вы со мной?
— Конечно! — воскликнула Аяна.
Другие молчали. Каждая секунда этой тишины казалась Даре осязаемо тяжелой, падала на плечи, пригибая к земле. Она не понимала, как теперь быть. Что она скажет Хайдару? Как после этого разговора сможет смотреть подругам в глаза?
— Ладно, я пойду, — вздохнула Аюна. — Я как-никак охотник, лес знаю. Не могу вас бросить с голоду помирать.
Аяна, ходившая в лес наравне с сестрой, насупилась, но смолчала. Немногословная Номин, все это время тихо размышлявшая о чем-то в своем углу, коротко сказала, что в деле. Наконец отозвалась Идама, самая давняя, самая близкая подруга, с которой они с детства были не разлей вода. В ожидании ее ответа Дара затаила дыхание.
— Я пойду, если пойдет Балсан, — процедила Идама сквозь зубы, блеснув глазами из-под густой челки цвета воронова крыла. — Прости.
Упомянутая красавица снисходительно усмехнулась. Эти двое делили внимание одного юноши, и если для Балсан он был всего лишь очередным из множества поклонников, то Идама имела на его счет далеко идущие планы, долго добивалась ответных чувств и не желала, чтобы ее усилия пошли прахом.
— Не то чтобы я не хотела… — задумчиво протянула Балсан, как всегда, довольная всеобщим вниманием, — все лучше, чем выращивать этих глупых цыплят. Но не знаю, отпустят ли — родители не давали мне согласия покидать Цитадель.
— Меня точно не пустят, — всхлипнула Юмсун, отец которой славился суровым характером. — И без того говорили, что выдумала глупость, а в экспедицию… Разве мы можем с таким делом справиться?
Вновь воцарилась тишина. Шесть пар глаз вопросительно смотрели на Дару, а она вдруг поняла, что и впрямь не сможет. Что Хайдар был прав, и махать киркой может кто угодно, вот и она, едва научившись, возомнила о себе невесть что.
— А мы сможем? — словно подслушав ее мысли, осторожно спросила Идама. — Может быть, они придумали такое испытание нарочно? Решили посмеяться над тобой?
— Хайдар не стал бы так поступать, — ответила Дара, но на самом деле она уже не была в этом уверена.
2.1. Женщина может работать в шахте!
Хмуро глядя на отчитывавшего ее главреда, Лиза в который раз против воли отметила, что он похож на шмеля. Наверное, из-за телосложения — он был довольно высоким, полным и имел привычку сутулиться, отчего казалось, будто круглая голова, покрытая густыми, как шерсть, короткими волосами, растет прямо из плеч. Сходство усиливалось из-за его любви к объемным мохнатым свитерам и тембра голоса, гулкого и басовитого.
— Ваша статья очень хорошая, — гудел главред, — познавательная. Мне в самом деле понравилось…
— Так понравилось, что вы решили ее не выпускать, — язвительно отозвалась Лиза.
— Да поймите вы наконец, у нашего журнала есть своя направленность! Какие шахты, какая Украина? Хотите, чтобы в обсуждениях разгорелся политический спор? Милая моя, у нас издание для женщин!
— А я и написала про женщин. Про сильных, отважных, потрясающих женщин, которые, между прочим, совершили почти невозможное! При чем тут вообще политика? Или вы полагаете, что нашу аудиторию интересуют только гороскопы и реклама косметики и тряпок?
Главред шумно вздохнул, извлек из кармана клетчатый носовой платок и промокнул лоб. Затем вновь воззрился на сидящую напротив сотрудницу. Взгляд его выражал страдание, будто это она разгромила в пух и прах его работу, а не наоборот.
— Я не вижу смысла продолжать спор. Вы же умная девушка, Лизавета, и сами все понимаете. Мы не можем размещать в журнале все подряд, даже если материал очень хорошо написан.
— Все подряд? — вспылила Лиза, не замечая, что повышает голос на начальство. — Да это лучшая моя работа! И вы прекрасно это знаете.
— Еще раз повторяю: статья хорошая. Только нам она, увы, не подходит. Может быть вам попробовать пристроить ее еще куда-нибудь? А в номер мы возьмем что-нибудь из запасов… Например, ту вашу, про десять причин, по которым вам надо быть вместе, или как там она называлась. Она давно своего часа дожидается.
— И пристрою! — Лиза не стала напоминать, что и «десять причин» в свое время были главредом раскритикованы.
Тогда было даже не обидно — она прекрасно понимала, что тот текст вышел слабым, банальным и, если уж совсем честно, довольно глупым. Но сейчас девушка едва не плакала от столь ужасной несправедливости. В этот раз она душу вложила в работу, перелопатила горы материала, потратила уйму времени, придумывая оригинальные и интересные вопросы для интервью. Она была уверена, что ее колонка станет лучшей в номере, а в результате…
Лиза выскочила из кабинета, даже не дослушав, что главред говорил на прощание, и бросилась к выходу, провожаемая изумленным взглядом секретарши. С трудом сдержавшись и не хлопнув дверью, в коридоре она сбавила шаг. Щеки пылали. Нужно срочно успокоиться и привести себя в порядок — не хватало еще, чтобы весь коллектив обсуждал, как ее вызвали на ковер и едва не довели до слез.
