Женщин «из прошлого» не бывает.
Они или чужие, или все еще свои.
Леха
Мужикам и не снилось так отправлять в нокаут, как это умеют женщины. Вот вроде бы только что был пьян, счастлив и почти в бабе по самое не балуйся. А спустя секунду уже трезв как стеклышко и сражен наповал.
— Поля?! — Глаза в темноте принялись рассматривать лицо женщины, а сердце, по ощущениям, рухнуло в желудок. Прямо в непереваренную пиццу.
— Нет, блин! Призрак ее, который уже тридцать один год живет в этом доме и ждет, когда Будулай вернется!
Красотка вырвала из рук ключи и толкнула меня к лестнице. Сильно! Так что чуть ступеньки задницей не сосчитал. Ураган Полина! Самый разрушительный и беспощадный.
Помнил. Хрен забудешь такой.
— Подожди… Это серьезно, что ли, ты?
Пока эта бешеная снова меня не толкнула или морду не расцарапала — она умела — я сам за руку притянул ее к единственному светлому месту на площадке и уставился в лицо.
Точно она. Полька! Ведьма зеленоглазая. Губки пухлые бантиком, брови с лихим заломом, будто молнии, и во взгляде гроза… убийственная.
Пиздят, что бомба в одно место не падает, а молния не бьет — еще как падает и бьет. Как семнадцать этой ведьме исполнилось, так и начала меня контузить. Сучка неверная. Красивая даже мокрая, с черными разводами под глазами и без хвоста своего до задницы.
Как с картинки. И ни фига ее ни брак, ни годы не испортили. Расцвела… Погибель моя длинноногая. Порода проявилась — питерская, особая, которую ни в Рязани, ни в Лондоне не встретишь. Словно без «парадных» и «поребриков» не рождаются такие.
— Крамер, если ты меня сейчас же не отпустишь, весь дом перебужу!
Пока я на лицо пялился, ураган мой в себя пришел. Подбородок вздернула, ресницами длиннющими взмахнула. Гипнотизерша хренова.
— А если я не могу? — и ведь не врал.
— Я это твое «не могу»…
Полька извернулась, свободной ладонью за пах взялась. По-хозяйски так! Со знанием! Совсем не как в прежние встречи.
— В узел завяжу! — прошипела в лицо. — Будешь потом фальцетом петь, как мальчик из хора!
Пальцы на члене сжались. Обхватили ствол так, что еще пара секунд, и я бы прямо в штаны кончил. Как последний мазохист. И это тоже было бы не впервой с ней.
— Ради тебя… Хоть в хор, хоть в подтанцовку.
Надо было это все заканчивать. Еще никогда ничего хорошего из наших случайных встреч не получалось. Но Полька руку не убирала. У меня ноги в пол вросли, а мозги… Когда они работали рядом с ней? Никогда! И сейчас у извилин напрячься не получалось.
Все знания ушли вниз. Стекли как вода по хребту. А руки опять загорелись. Прижать, расплющить на себе, зацеловать до звездочек перед глазами. Чтобы иголки свои убрала. Чтобы потянулась сама. Приласкалась, кошка дикая.
Как наваждение. Химия долбаная.
И фиг я этому желанию противостоять мог.
***
Мозг не встал на место ни через минуту, ни через две. Дверь двадцать пятой квартиры громко хлопнула. Вторая моя щека, красная от новой пощечины, огнем вспыхнула. А я так и стоял.
Столб, бля, пограничный.
Второй столб тоже стоял. Оттисканный до синяков, наверное. Ноющий и опять обломавшийся.
Сучка вредная. И зачем я только глянул на нее тогда, в ее семнадцать? Заучка очкастая. Кроме ног длинных и губ пухлых ничего не было. Даже жопы с сиськами! Малолетка обыкновенная. Жил бы себе — не тужил без этого знакомства. Не сбоило бы от каждой встречи. Не скручивало в бараний рог.
Ведьма!
На костер бы ее. Оттрахать качественно, чтобы больше крышу не рвало. Душу отвести. И на костер.
Так, думая, как именно душу отводил бы, я и потопал назад.
Спустился в подъезд, темный, с потрескавшейся зеленой краской на стенах, знакомый до чертиков.
Осмотрел дворик, со старыми металлическими турниками, с песочницей, поросшей травой… И как не признал все это сразу?! Дебил!
Вызвал такси.
Дома тоже легче не стало.
Стоило войти, свет по глазам ударил, шум телевизора — по нервам.
— Дед, ты чего не спишь? — скинув обувь, я вошел в просторную, размером с нашу прежнюю квартиру, гостиную.
