— У тебя необычная для хрупкой девушки тяга к мужским вещам, — теперь он говорил громко, не таясь. — И хороший вкус — этот меч прекрасен. Но, знаешь… — Аленнар задумался, словно засомневался в правильности моих поступков. — Оружие не для твоих нежных рук. Так что не обижайся, но я привез тебе только женские штучки и утварь для хозяйства. А его я, пожалуй, заберу.
— Это мое снаряжение! — не выдержал и бросился к нам Райнар.
— Твое?
Темные брови Аленнара взметнулись вверх, синие глаза с нескрываемым удовольствием проследили, как потерявшего самообладание мужчину стражи подхватывают под руки и удерживают, не позволяя приблизиться.
Никаких сомнений нет в том, что сиррин знал правду о настоящем владельце меча. Но наблюдать за унижением и болью других — самое сладостное для него зрелище.
— Если он твой, то почему на рукоятке нет личного клейма? Раз это меч опытного воина, истинного стража…
— Не успел поставить, недавно заработал.
— Этакий оборванец — и заработал… Не верю. Скорее тебя одарили.
Райнар неопределенно мотнул головой в ответ.
— Значит, я прав. Тогда почему налог за владение подарком все еще не в казне острова? Отметки об уплате я тоже не вижу… — Аленнар с демонстративным вниманием осмотрел рукоять.
— Меч дорогой, я не могу отдать налог прямо сейчас.
— Так не заглядывайся на то, что тебе не по карману, глупец.
Я замерла, забыв, как дышать. Разговор принял опасный оборот. Такими темпами Аленнар может и арестовать брата за неуплату в назидание другим сирринам, которые из-за желания покрасоваться перед окружающими не могут здраво оценивать свои доходы.
И я в этом виновата! Угораздило же меня уцепиться за оружие и принести доказательство вины брата с собой!
— Так что ты мне ответишь, Лиодайя?
Видимо, потеряв интерес к Райнару, жених развернулся ко мне, вспомнив главную причину своего появления. Впрочем, это вовсе не означало, что о проступке моего брата он забыл. Скорее, отложил решение. И если я откажу…
— Я принимаю свадебные дары. В присутствии сватов обещаю стать твоей женой.
Взор Аленнара наполнился триумфом, сверкнул самодовольством. Не глядя, сиррин швырнул меч Райнару, и тот едва успел оружие поймать. Рука, секунду назад сжимающая роковой подарок, медленно поднялась к моему плечу, чтобы погладить сейчас едва заметные радужные крылышки.
— Тогда… — В голосе мужчины затаилось предвкушение. — Пой, моя сийринна.
Грозовой раскат заворчал вдали и умолк. Даже ветер стих, словно в ожидании, прекратив трепать мои волосы и одежду. Свет от фонарей стал приглушенным, подчеркивая красоту и значимость момента. Небо, избавившееся от облаков, приблизилось, загадочно засверкав яркими точками звезд — притягательных, манящих, свободных, независимых от чужих сиюминутных желаний.
И я смотрела лишь на них, раскинув руки в стороны, чувствуя привычную легкость, воспарив над теми, кто, затаив дыхание, вслушивался в мой голос. Но я пела не для собравшихся гостей. Я пела для ветра, неба и звезд, умоляя их поделиться силой, спокойствием и стойкостью, чтобы достойно пережить выпавшие на мою долю испытания.
ГЛАВА 1,
в которой Арктур Яров не сразу понимает, куда попал, а Лиодайя ничего не замечает, занятая повседневными хлопотами
Света не было. Не было ярких вспышек, круговорота звезд, сумасшедшей дрожи в теле и сладостного предвкушения невероятных ощущений. Фееричные эффекты — лишь в фантастических фильмах неизбежный атрибут перемещения во времени и пространстве, а с реальностью эти страстно любимые их создателями «завлекалочки» для зрителей не имеют ничего общего.
И не надо считать меня занудным скептиком, который ничего не смыслит в непознанном и удивительном. Просто, во-первых, я реалист, а не мечтатель. Мои помыслы никогда не были устремлены в небесные дали. Это мои родители, с их фанатичной увлеченностью космосом, даже имя мне дали астрономическое — Арктур, в честь самой яркой звезды в созвездии Волопаса. Я же довольствовался земными благами и прекрасно обходился без ненужных фантазий.
Во-вторых, это мой далеко не первый опыт перемещения, так что мне есть с чем сравнивать. Так уж судьба распорядилась, что в некоторой степени вынужденно я стал участником проекта, позволяющего перенести сознание одного существа в тело другого. Поначалу я задавался вопросами: как именно происходит поиск тела, замечают ли «носители» чужое присутствие, насколько большие расстояния мое «я» преодолевает в пространстве, а возможно, даже во времени. Но полученный однажды ответ, суть которого сводилась к лаконичному «не лезь не в свое дело», умерил мое любопытство. Информация, несомненно, секретная. Незачем нарываться на проблемы только из-за того, что хочется удовлетворить свое любопытство. Так и работы лишиться можно запросто, и денег. А это для меня точно не вариант.
В общем, исходя из этого я и действую. Памятуя, что мне нужно быть бесстрастным наблюдателем, в ожидании завершения переноса фиксирую лишь ту объективную реальность, что имеет место. Комфортную, мягкую поверхность капсулы. Силу тяжести и пришедшую ей на смену невесомость. Утрату связи с внешним миром. Совершенную пустоту и тишину.
Впрочем, насчет последнего я, пожалуй, ошибся. Безмолвие не было абсолютным. На грани слышимости шум имелся. Чье-то невнятное бормотание. Противный скрип. Глухие удары. Мелодия?.. Раньше такого не наблюдалось.
Изумленный, я напряг слух, вычленяя именно этот звук. Вслушивался, ловя каждую ноту, каждый перелив нежного голоса, рождающего столь завораживающие вибрации. Мягкие, обволакивающие, притягательные настолько, что казалось кощунством упустить хотя бы одно изменение тона. Голос манил, не отпускал, тянул к себе…
А я и не сопротивлялся. Радовался тому, что он становился громче, отчетливее. Восторг был таким, что к источнику звука непреодолимо влекло, хотелось с ним слиться, раствориться в чарующей мелодии и стать частью этого чуда. Изумительного, уникального, идеального…
— Идеально, — словно озвучил мои мысли чужой незнакомый мужской голос. — Я никогда не ошибаюсь.
Тьма, скрывающая мир, отступила. И в тот же миг на меня обрушилась лавина образов, запахов, ощущений. Порывы теплого влажного ветра принесли запахи моря и трав, которые смешивались с ароматом удивительных пряностей. Начала проявляться в общем-то понятная человеческому восприятию картина. В свете фонарей, разгоняющих то ли вечерний, то ли уже ночной сумрак, обрела четкость высокая ограда, снабженная добротными воротами, деревянный помост, заваленный грудой самых разных свертков, пустая повозка, рядом с ней — непривычного вида животные и толпа местных жителей, так же, как и я, зачарованно прислушивающихся к музыке.
Легкое ощущение парения — вероятно, последний отголосок процесса перемещения, — сменилось ощущением устойчивой поверхности под ногами. Картинка, которую я видел словно с небольшой высоты, опустилась на уровень роста нормального человека. Если, конечно, обитателей пока неведомой мне планеты можно назвать таковыми.
