Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Но спорить с теткой Верой по таким основополагающим вопросам бытия, как меню завтрака, бесполезно: задавит живым весом. Митяй не зря такой колобок, в его мамане тоже добрый центнер, я против нее как шахматист против сумоиста – однозначно не выстою. Я даже пытаться не стала и снова села на лавочку.
Чайник, доставленный к прерванному завтраку Митяя, еще не остыл, пироги горкой высились на столе, и заботливая тетка Вера быстро организовала мне основательный прием пищи.
Еле-еле я отвертелась от борща и глазуньи с салом, кое-как сумев ограничить теткино гостеприимство пирогами с медом и сметаной. И все равно наелась, как удав, так что домой к себе поползла медленно, с трудом волоча ноги.
И швабру, конечно, – не бросать же такой полезный инструмент. Швабра пылила за мной по улице, отродясь не знавшей асфальта, мягко подпрыгивая на кочках и жутко интригуя деревенских собак. Под их брехливый лай мы со шваброй добрались до нашего двора.
Калитка, оставленная нараспашку, висела на одной петле. Неужто это мы со шваброй в неистовом порыве ее сломали? Вообще-то мы могли, конечно… Но вот цветочки в палисаднике безобразно помял точно кто-то другой, мы-то со шваброй летели прямо к цели в лице Митяя…
Ах да! Митяй же проводил тут у нас задержание. Я встревожилась: а ну как и в доме у меня в результате успешно проведенной операции теперь беспорядок?
– М-м-мо!
На перила крыльца взлетел кот Шуруп, он же Шуруппак или Шура, распушился, раздулся, как глубоководная рыба, сузил глаза и хлестнул хвостом, сметая с деревянной поверхности лохмы старой краски: показал, что недоволен.
– Шурик, солнышко, ты как тут?
Рыжее солнышко безмолвно, но выразительно ответило на вопрос: повернувшись ко мне пушистым задом, взбрыкнуло, кануло вниз, вынырнуло у моих ног и ловким движением оплело их, едва меня не обрушив.
– Бедный мой зайчик, напугался? Пришли чужие люди, шумели тут, котика пугали, цветочки мяли, – я заглянула в дом и выругалась, – блин, мебель роняли и полы все затоптали!
Сама собой определилась новая программа на позднее утро: вместо того чтобы дописывать статью, мне придется снова взяться за уборку. Хорошо хоть свою верную швабру я в бегах не потеряла.
– Ни шагу без швабры, – сказала я Шуре. – Прям хоть рисуй ее на своем личном гербе. Выйду на пенсию – напишу мемуары «С шваброй по жизни».
Кот презрительно фыркнул и удалился. Он не любит, когда я начинаю разглагольствовать, а я неудержимо болтаю, когда нервничаю, это меня успокаивает.
Я прошлась по дому и с облегчением выяснила, что беспорядок ограничивается кухней и сенями. Ну, с этим я быстро справлюсь, успею еще до обеда поработать над статьей…
На сей раз, намывая полы, я закрыла наружную дверь на засов. Хватит с меня незваных гостей, приносящих грязь и беспокойство! Я даже возмущенного Шуруппака выставила на веранду, чтобы он по мокрому не топтался.
Я навела в доме порядок, снова вымыла полы, хотела было привычно ими полюбоваться – а не вышло, поломался мой традиционный кайф! Это меня огорчило. Не так много у меня маленьких радостей, чтобы не ощущать болезненно утрату даже одной из них.
А на дворе было лето. Пышное, позднее, перезрелое, одной босой ногой оно уже стояло в осенней луже, но еще не ощущало дискомфорта и сладко жмурилось на солнышке… Я ощутила, как сильно мое настроение не соответствует моменту, и поняла, что с этим нужно что-то делать.
Скользнувшая по краешку сознания мысль о том, что у меня вообще-то статья недописана, а я обещала сдать ее до конца недели, отлетела за пределы видимости и слышимости, отброшенная воображаемым пинком. Садиться за работу решительно не хотелось и категорически не моглось.
Ладно, допишу статью завтра, в субботу, а выходной устрою себе прямо сегодня. В конце концов от перемены мест слагаемых результат не меняется. В доме у меня уже было чисто, обед готовить не требовалось – после плотного завтрака у тетки Веры мне и до ужина не проголодаться – и я решила, что сейчас буду пошло барствовать.
Налью себе бокал хорошего вина – да-да, прямо с утра, как настоящая аристократка-дегенератка! – сяду в плетеное кресло-качалку на веранде и буду любоваться цветами в соседском палисаднике, у бабы Дуси. Между нашими дворами невысокий забор из штакетника, а за ним богатейшая клумба – розы, астры, петунии, вьюнки, еще что-то – я в ботанике не разбираюсь.
Баба Дуся тоже тот еще садовник, клумбу она создает по принципу «что вырастет, то вырастет»: по весне щедро посыпает ее разными семенами, без счету и всякой системы закапывает в землю ростки, луковицы и саженцы, а потом дает волю матушке-природе. Она даже не заходит в эти свои джунгли, только время от времени, если становится уж очень жарко, поливает их из шланга прямо с крыльца.
Как ни странно, эта пофигистическая садоводческая тактика себя оправдывает: уже к середине лета на клумбе разливается буйное цветочное море. Хлипкая ограда сдержать его не может, и сквозь широкие щели оно выплескивается и на мой участок.
Мне это только в радость: сама я копаться в земле не люблю, а вот смотреть на цветы обожаю. И нюхать их… Петунии, кстати, ближе к вечеру пахнут одуряюще, просто голова кругом!
Предвкушая, как сейчас буду сибаритствовать, я дернула откидную дверцу старого серванта, заменяющего мне бар, и снова огорчилась, обнаружив, что мои винные погреба оскудели. Водка, виски и коньяк у меня еще были, а превосходный массандровский портвейн почти закончился.
Э-эх… С сорокаградусных напитков не начинают день даже аристократы и дегенераты, это удел алкоголиков, причем уже не анонимных, а я ведь не такая.
– Что ж, начну день с променада, – решила я и стала собираться для светского выхода – в магазин. День обещал быть солнечным, но ветреным – в окно я видела, что осинки за забором трясутся и флюгер в виде покривившегося жестяного петуха на крыше соседского дома скрипит и подергивается, не в силах определиться с направлением.
Ветер я не люблю: он лохматит и приводит в безобразное состояние мою и без того не слишком аккуратную шевелюру. Развевающиеся волосы – это только в женских романах красиво, а в моем случае это означает появление на голове гибрида панковского ирокеза и гигантского одуванчика.
Волосы у меня очень светлые, почти белые, и легкие, как пух. Сами по себе, без тонны парикмахерских средств, они не лежат как надо, а собрать их в крепкий хвост невозможно – короткие пряди все равно выбиваются, в ветреную погоду лезут в глаза и хлещут по лицу. Поэтому я дополнила свой скромный наряд – белая футболка, джинсы и кроссовки – очаровательной итальянской косынкой из почти прозрачной ткани.
Конечно, этот стильный и элегантный аксессуар, который любили и Жаклин Кеннеди, и Одри Хепберн, и Брижит Бардо, и даже королева Елизавета Вторая, гораздо лучше смотрелся бы с женственным платьем. И у меня имелось несколько подходящих – шелковых, хлопковых и штапельных, белых, бежевых и в мелкий цветочек, но среди моих соседок, увы, не значатся ни мадам Кеннеди, ни Одри, ни Брижит, ни тем более королева Англии. Страшно далеки они от народа деревни Пеструхино…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
