— Космический центр NASA имени Джона Кеннеди, — широко улыбнулся, отвечая на вопрос, не требовавший ответа. — Здесь проводят уникальные эксперименты и тренируют космонавтов.
Мы вошли через служебный вход, начальник охраны лично встретил нас и проводил туда, где никогда не бывать ни одному туристу — в подземную лабораторию, в которой совместно с моим исследовательским институтом проводится изучение воздействия на мозг абсолютной тишины и темноты. Это один из важных научных экспериментов, которые стали возможны благодаря конгрессмену Герману Соломату. Он вообще никогда не отказывал в помощи, если она касалась моих исследований мозга, а сотрудничество с NASA — часть моего масштабного проекта.
— Это я поняла, — снова шёпотом ответила моя девочка, — но сейчас мы куда спускаемся?
— На минус третий этаж. Тебе понравится, — я притянул её к себе за плечи и потёрся носом о запашистые волосы.
— Здесь всё так… обычно, — немного разочаровано протянула она, когда мы из лифта шли по коридору с встроенными светильниками.
— А ты как себе представляла?
— Что-то вроде ангара, площадки над большим просторным помещением с летающей тарелкой… — прыснула смехом и зажала ладошкой рот.
— Это в кино. А тут всё просто вот так.
— Фи, — дёрнула показушно плечиком, посмотрела на меня искоса и засмеялась.
Я улыбнулся и чмокнул свою Неську в висок. Моя девочка такая трогательная и так похожа на пытливого ребёнка.
Нас привели в единственный в своём роде сурдобокс: акустическая установка полностью гасит вибрацию и звуки до стопроцентной тишины — можно сколько угодно орать, но изо рта не вылетит ни звука, не колыхнёт пространство. И всё это дополнено такой же стопроцентной темнотой.
Закрыв за нами полутораметровую в толщину панель-дверь, нас оставили стоять посреди уникальной камеры. Может быть, моя девчонка о чём-то спрашивала, но я не мог это слышать — для неё самой голос звучал лишь в её голове. Можно было и не закрывать глаза, но я закрыл и замер, крепко прижав к себе Несси. Она ещё не знала, что сейчас случится, а я был здесь не первый раз…
Всего несколько минут требуется мозгу, чтобы испытать сенсорный голод. Он — венец эволюции — существо очень хитрое.
Несси в моих руках вдруг передёрнуло, и она вцепилась в меня так, как, наверное, жертва аллигатора в хлипкий берег.
Мы ухнули в никуда. Ноги не чувствовали опоры, перед глазами вспыхивали цветные пятна, а по коже будто расползся муравейник. Несси цеплялась за меня и дёргала ногами, по лицу хлестнули волосы — она закрутила головой, запаниковала. Ощущения действительно ужасные. Мы будто повисли в бездне, а мозг, лишившийся главных источников восприятия окружающего мира, заставлял тело бесноваться, распускать хоть какие-то волны и вибрации, чтобы считать пространство подобно эхолоту.
Я крепко держал мою испуганную девчонку, мы крутились с ней в глобальной пустоте, и всё, что у нас было — запах наших тел и мы сами. Я держался спокойно и уверенно, хотя мозг уже подкидывал галлюцинации: мелькавшие тени, шорохи, странные ощущения — всё, чего нет и быть не могло, но вынуждало двигаться, чтобы мозг мог сориентироваться.
Несси сначала рвалась от меня, в то же время вцепляясь так, что я боялся за её ногти, потом затихла и крупно дрожала, прильнув ко мне всем телом. Тогда я ослабил хватку, подтянул её на руки и почувствовал, как она обняла горячими дрожавшими ладошками моё лицо, неловко ткнув в глаз и ухо, тюкнула губами куда-то в уголок рта, потом рядом с носом и сползла губами к моему рту — даже такие простые движения в абсолюте темноты и беззвучия получаются с трудом. Невозможно сделать шаг, нереально понять, где верх, низ и есть ли под ногами опора. Дезориентированный мозг неспособен дать верные сигналы мышцам, а внутренние органы сбиваются с естественных ритмов.
Несси не целовала меня, что-то пыталась сказать: прижав губы к моим, она двигала ими и заставляла меня повторять эти движения снова и снова. Не с первого раза и с трудом, но я, казалось, понял, некоторые слова: «страшно», «помоги», «уйдём»…
Перехватил её на одну руку, а второй провёл ото лба до губ.
Я знаю тебя.
Я вижу тебя.
Я чувствую тебя.
И, зная, что не услышит, ответил ей движением губ по её губам:
— Я люблю тебя. Я рядом.
Смял её рот поцелуем, таким, чтобы забыла о страхе, чтобы стать центром её вселенной, единственной опорой и спасением…
Через несколько минут, когда уже казалось, что прошла вечность, тихий шелест механизма панели сообщил о конце сеанса. За дверью было темно, как в любой комнате с выключенным светом. Мозг практически мгновенно сориентировался, и всё встало на свои места: пол, потолок, уверенное владение телом. Я опустил Несси и вывел из камеры. Глаза постепенно привыкали к освещению, медленно разгоравшемуся до нормального.
— Как вы? — спросил сотрудник лаборатории, скользнув взглядом по мне и внимательнее вглядываясь в лицо Несси.
Она ещё тяжело дышала и дрожала, её ладошка в моей руке вспотела.
— Страшно… — ответила еле слышно слабым хриплым голосом. — Кричала и даже звука не произнесла… — Несси передёрнуло, она прильнула ко мне.
— Язык — проклятие человеческое, — чуть улыбнулся учёный. — Он от мозга отвязан, разве вы не замечали? Думаем — одно, а говорим — другое, разве не так? Ложь во благо и во спасение, ложь из милосердия, из жалости, из любви, от мести — люди постоянно лгут себе и другим.
Парень довёл нас до лифта, я подал ему руку:
— Спасибо, Тейлор…
— Всегда рады вам, сэр.
— Никита, зачем это было? — спросила Несси подавленно, когда закрылись двери кабины. — Это же просто какая-то дикая пытка!
— Так и есть. Дольше сорока пяти минут люди не выдерживают, а пытка тишиной и темнотой известна со времён средневековья, — ответил, стерев с её щеки крупную слезу. — Что ты чувствовала?
— Не чувствовала… не чувствовала, что владею собой… собственным телом.
— Ты и не владеешь, — ответил серьёзно. — Мозг заставлял тебя видеть и слышать то, чего нет… — Она кивнула, пытливо заглядывая мне в глаза распахнутыми своими. — Никто не владеет своим телом. Только он… — коснулся кончиком указательного пальца своего лба. — Чем больше я его изучаю, тем больше верю в то, что мозг — отдельный разум. Он приспособил тело для своего существования, как человек с ограниченными возможностями приспосабливает под себя экзоскелет. С мозгом нельзя договориться, его трудно обмануть. Его можно только заинтересовать. Я всю жизнь ищу то, что станет ему интереснее, чем играть с моим членом. Думал, что уже нашёл… — вздохнул.
