«Изнасилуют», — подумала я обреченно
Ленку подвели к нам, тоже влезли под ее одежду… Нагло тиская и щупая нас, эти подонки возбужденно переговаривались. Что за странная языковая смесь? Не настолько чужеродная, чтобы ничего нельзя было понять, и в то же время достаточно отличающаяся от русского языка.
Кто-то сжал мою грудь до боли, и тупо, как подросток, хихикнул. Меня передернуло от омерзения, и я вздрогнула всем телом.
— Кова, мэза. Кова, — ответил желтоглазый, крепко меня удерживая. Он единственный не радовался неожиданной добыче, держался более-менее спокойно, но от этого его волчьи глаза мерцали не менее опасно.
— На русском говори, — напыщенно бросила я, стараясь абстрагироваться от того кошмара, который происходит и будет происходить дальше.
— Они не понимают, — ответила мне Лена, в голосе ее звучали слезы.
Ситуация была не только страшная, но и странная. Очень странная. Я заметила, что хоть меня прощупали жадно, залезли руками повсюду, но никто еще не приступил к активным действиям, никто не сорвал одежду, и на землю валить не собирались. Они будто бы не развлечься хотели, а искали что-то на моем теле.
Один из тех, кто меня щупал (или обыскивал?), вдруг прижался ко мне всем телом и, глядя в лицо желтоглазого, о чем-то попросил. Да, именно попросил, если полагаться на интонацию.
— Ни! — рявкнул желтоглазый.
— Зен… — теперь интонация была молящей. — Мэза т-а-а лоит. Ми можети разок…
— Ни.
Я жадно ловила слова. «Ми», «можети», «разок», «ни»… Вот это последнее «ни» означает «нет». Что же означает слово «мэза»?
— Зен, — произнес тип, занимающийся «обыском» Лены. — Ов-вен ни драта.
Тот, к кому обращались «Зен», подумав, произнес какую-то длинную фразу и посмотрел на меня. Посмотрел безразлично и жадно в то же время, и меня снова начал душить страх, и снова захотелось бессмысленно бороться.
Чтобы заглушить его, я сказала по возможности спокойно (безнадежно — голос срывался и дрожал):
— Мы заблудились. Пожалуйста, выведите нас из леса к Телецкому озеру. Вы сразу заметите палаточный лагерь, там много людей. Нас, наверное, уже ищут.
Зен выслушал меня очень внимательно, словно все понимал, после чего склонился к самому моему лицу и вкрадчиво спросил:
— Каи зовешься?
Вполне понятный вопрос. Я ответила:
— Ирина.
— Ирина… Ми мэнчи ов Хаун, двенатри ов-вен, — сказал Зен и поочередно обвел нас с Леной властным взглядом. Затем рявкнул: — Ин, мэзы, сберег ов Хаун!
— Сберег ов Хаун! — подхватили мужчины, и подняли вверх руки со сжатыми кулаками.
Зен подтолкнул меня к ним и дал короткий приказ. Пока я недоуменно озиралась, мой свитер опустили, штаны заботливо подтянули, а руки завели за спину и связали веревкой в запястьях.
Так нас не будут насиловать? Сделают это позже? Или вообще обойдется без насилия? Но зачем тогда нас связывают? Почему уводят? Мы куда-то не туда зашли?
Я посмотрела на Ленку, такую же жалкую и до одури испуганную, как я. Ей тоже связали руки за спиной. Зен осмотрелся, поправил сползающий капюшон плаща и негромко сказал что-то волку. Зверь вышел вперед и исчез в темноте; мужчины последовали за ним, а мы были вынуждены последовать за ними.
Я хотела подойти к Лене ближе, но мне не дали этой возможности, крепко ухватив за плечо, да так и повели, чтобы не спотыкалась. А вот Ленка то и дело оступалась и шикала от боли в ноге, но ее «сопровождающий» не обращал на это внимания и безразлично тянул за собой.
— Зен! — окликнула я.
Желтоглазый оглянулся.
Я указала сначала себе на ногу, потому на Лену. Один короткий приказ, и мужлан, следящий за Леной, подхватил ее легонько, словно она ничего не весила, и закинул себе на плечо, как мешок. «Мешок» слабо вскрикнул, начал сопротивляться, и получил легкий удар по ягодицам.
Мужики рассмеялись — хрипло, дико, радостно… Я поежилась. Пугающая, звериная энергия исходила от них.
— Только без паники, Лен, — сказала я дрожащим голосом, — мы выпутаемся.
— На одежду их посмотри… — ответила она не менее дрожащим голосом.
Мы продолжили движение. Пользуясь тем, что в лесу еще оставался кое-какой призрачный свет, я по возможности рассмотрела одежду похитивших нас мужиков. К сожалению, возможности были так себе — слишком плохая освещенность. Могу быть уверена только в том, что всего их пятеро, и на них темные плащи. На ногах вроде бы сапоги, но я не уверена. Плащ и сапоги в дождливую погоду самое то, на что же Ленка намекает?
Я покосилась на мужика, который вел меня. Верхняя часть его лица была скрыта капюшоном, а нижняя казалась темной. Щетина, усы? Мужик зыркнул на меня возбужденно, и я отвернулась, продолжая неловко идти по хвое, грязи, камням… В лесу стало совсем темно.
Почему они не воспользуются фонариками? Как умудряются ориентироваться? Хотят остаться незамеченными?
Можно допустить, что мы с Леной каким-то непостижимым образом удалились от палаточного лагеря далеко в тайгу и встретили охотников или браконьеров (?), у которых имеется прирученный волк. Но зачем они напали на нас, зачем обыскивали, куда ведут? Почему не выключили и не забрали телефоны, ценности, если это нападение? Почему не понимают нас? Местные, конечно, могут говорить на каком-нибудь своем редком наречии, но они точно должны знать и понимать русский язык. И главный вопрос: почему у меня такое чувство, что происходит что-то не обыденно ужасное, а нечто неправильно ужасное, выбивающееся из нормальности?
Ведь Лена права, мы от тропы практически не отходили. Да, сошли в кусты, сделали свои дела, вернулись снова на тропу, только вот к палаточному лагерю уже не вышли, а оказались непонятно где. Как так случилось? Что за гул слышала Лена? Может, ей почудилось?
Чем больше я задумывалась над всем этим, тем крепче сковывал страх.
«Вопросы оставим на потом, — решила я. — Главное — остаться живыми и невредимыми».
Глава 2
Мы долго шли в ночи через лес; путь мне казался бесконечным. Поначалу я еще как-то поспевала за похитителями, но вскоре мои ноги заболели и налились тяжестью, и я стала спотыкаться и поскальзываться. Рухнуть без сил мне не давал тип, шедший рядом: в опасные моменты он дергал меня за руку вверх и легонько подталкивал вперед. Я зло шмыгала носом, агрессивно на него смотрела, ругалась мысленно на чем свет стоит, но заставляла себя идти без жалоб и стенаний. Ленку, кстати, вскоре понес другой мужик: он велел ей влезть ему на спину, а сам ухватил ее за бедра. Так обоим было удобно.
По сторонам я практически не смотрела, потому как в темноте все равно ничего не различала, кроме силуэтов, теней, контуров, да и глаза слипались от усталости. Когда мы оказались перед домом, это стало для меня неожиданностью. Я остановилась, пошатнулась, вяло оглядела смутные очертания жилища; мне хотелось упасть прямо здесь, прямо сейчас, но я устояла. Волк первым оказался у двери, и, поднявшись на задних лапах, заскреб по ней передними.
