Солнце уже взошло и загнало в норы всех грызунов и змей, которых еще не прикончил жар пустыни — но в воздухе еще попадались насекомые. Пусть не такие вкусные и сытные, как какой-нибудь тушканчик — но все-таки пища. Я вяло пытался возражать собственному телу, напоминая, что следует поспешить, что у нас еще слишком много незаконченных дел на севере — но сокол меня не слушал.
Он хотел есть. В человеческом облике я загнал себя до предела, стремясь поскорее добраться до Тенгри-Хан, и теперь организм отчаянно требовал хоть немного пищи и влаги. Приходилось уступать и позволять соколу охотиться по дороге.
А иначе он, чего доброго, повернет назад, чтобы выковырять что-нибудь вкусненькое из-под камней гор…
Ладно, будь по-твоему.
Я расслабился и полностью передал «штурвал» птице, довольствуясь лишь корректировкой курса. В конце концов, пернатый куда лучше меня знает, как поскорее добраться туда, где трава еще не погибла под песком. Через непродолжительное время мы, кажется, привыкли друг к другу и научились неплохо разделять сознание. Он рулил и кормился на ходу, а я — просто слушал свист ветра в ушах и прокручивал в голове ускользающие образы.
Далекий город. Молодого воина с круглым щитом. И еще одного — высокого и худого, с луком за плечами. Девушку с волосами, похожими на пламя. И вторую — маленькую, с толстой русой косой. Она ждет меня — но еще больше ждет другая. Совсем далекая, скрытая от этого мира… Туда мне не добраться — даже в сильном и быстром теле сокола.
Я мог бы поспешить к ней… но еще не время.
Я вспомнил смуглого мужчину с бородкой и усталыми глазами. И сразу — так похожего на него мальчишку с лицом взрослого человека. Худого, измученного, но несгибаемо-упрямого, будто где-то глубоко внутри его горело пламя, подобное тому, что сгубило отца…
Он ждет меня.
И я летел дальше, подгоняемый горячим южным ветром. Даже когда начало уставать соколиное тело. Даже когда песок далеко внизу сменился травой. Сначала сухой и пожухлой, а потом зеленой от затянувшегося последнего лета. И только когда вдалеке показались островерхие шатры и юрты, я позволил измученным крыльям отдохнуть и уже не спеша парил над стойбищем. Оно стало куда меньше — похоже, не все здесь верили, что великий хан вернется, чтобы отвести свой народ туда, где не придется страдать от голода и жажды и вздрагивать по ночам, услышав шелест песка за тонкой стенкой из лошадиной кожи.
Но юный хан исполнил то, что велел отец.
Я опустился на примятую траву у его шатра — и тут же заковылял вперед на когтистых лапах, снова привыкая к земле.
— Кто ты — злой дух, или вестник Великого Неба? — Темуджин шагнул мне навстречу. — Зачем ты пришел?
Вряд ли он мог узнать меня в облике сокола — но то, что перед ним не простая птица, явно почувствовал. Я ощутил касание его дара — неуклюжее, но требовательное. Темуджин без труда пробился сквозь сознание сокола к человеческому, и я ответил ему уже в истинном облике.
— Приветствую тебя, великий хан. — Я склонил голову. — Я не враг тебе, хоть и принес дурные вести.
Все вокруг — и женщины, и воины, и даже бронированные кешиктены поспешно пятились — едва ли кому-то из них приходилось видеть, как спустившаяся с небес птица превращалась в человека. Но Темуджин даже не моргнул, когда я вырос над ним из маленького соколиного тела и заговорил — только сложил руки на груди и нахмурился…
Совсем как Есугей.
— Ты назвал меня великим ханом, Антор-багатур, друг моего отца и мой друг. — В глазах Темуджина на мгновение мелькнула тоска. — Скажи… как умер мой отец?
— Его забрал оживший огонь, что вышел из скал Тенгри-Хан, — ответил я. — Есугей погиб, как истинный воин духа, встав между мной и теми, кому нет имени ни в одном из языков. Его ждут бесконечная степь и Великое Небо.
— Но почему же вышло так, что мой отец отправился к предкам, а ты жив? Или ты сбежал, бросив его умирать?
— Нет, великий хан. — Я покосился на недоверчиво разглядывающих меня кешиктенов. — Он сам выбрал свою судьбу и заплатил жизнью, чтобы я смог вернуться из песков. А я поклялся ему защитить тебя, твою мать и твой народ.
— И ты выполнишь его волю, Антор-багатур? — спросил Темуджин. — Ты станешь служить мне и сразишься с моими врагами?
— Твой отец называл меня другом, а не слугой, великий хан. — Я покачал головой. — Я сделаю, что обещал ему — но сделаешь ли ты? Есугей желал мира с моим народом.
— Я знаю, — кивнул Темуджин. — Он говорил, что наши воины отправятся сражаться за земли твоего князя. Что мы вместе сокрушим врагов.
— Так и случится, великий хан. — И когда мы победим, твой народ ни в чем не будет нуждаться. Земель за далекими горами на западе хватит на всех, и туда пески доберутся не скоро.
Через пару недель. Если я не разберусь с Сивым и оставшимися осколками «Светоча» раньше. И даже Великое Небо вряд ли скажет, что случится, когда все десять окажутся в одних руках… Но пацану об этом знать не обязательно.
— Может, и так, Антор-багатур. Но земли за горами далеко, а голод близко. — Темуджин заговорил тише и указал рукой на юрты за шатром. — Лишь часть войска осталась верна мне, сыну Есугея. Всех остальных Джаргал, старший из багатуров, увел с собой на рассвете. Они не послушают ни тебя, ни твоего князя.
— И желают силой взять то, что не пожелал взять твой отец, — догадался я.
Ничего удивительного. Колоссальное по меркам северян или склафов булгарское воинство состоит из сотен мелких племен, и вместе всю эту орду удерживала лишь стальная воля Есугея. Его авторитет и так основательно пошатнулся после отступления у стен Вышеграда — а уж после того, как хан ушел с чужаком в пустыню…
Темуджин унаследовал дар и силу отца — но для того, чтобы приструнить несколько тысяч степняков с багатурами во главе, этого все-таки маловато.
— Воины послушают своего хана. — Я опустился перед Темуджином на одно колено. — Джаргал ушел, и ты поступил мудро, отпустив его.
— Отец бы не простил такого, — еле слышно отозвался юный хан. — Если бы у меня было достаточно сил, чтобы сразиться…
— Твой отец всегда знал, когда следует говорить его сабле. — Я коснулся рукояти на поясе. — И знал, когда ей лучше остаться в ножнах. Если бы ты позволил гордыне взять верх над разумом, многие из твоих людей погибли бы.
— Верно. — Темуджин подобрался и сжал кулаки. — Я чувствовал, что ты придешь, Антор-багатур. Помоги мне покарать предателей и вернуть моих воинов, и я поклянусь перед Великим Небом, что ни один из них никогда больше не поднимет сабли против твоего народа!
Примерно так я планировал… Но если начать потрошить всех направо и налево во славу законного наследника степей, можно не только укрепить его власть, но и ненароком вырастить малолетнего диктатора.
— Я исполню то, что обещал. И буду сражаться за тебя, если придется. — Я улыбнулся. — Но твой отец желал, чтобы я стал тебе не только защитником, но и наставником. Пообещай, что будешь милостив с теми, кто покорится твоей воле.
