Наверно? Кого она хочет обмануть? В ком может вызвать интерес женщина, посвятившая жизнь уходу за больной матерью? Женщина пяти футов и одиннадцати дюймов ростом, состоящая из одних ног и локтей…
По мере того как мужчины ее возраста поступали в университет, женились и переезжали, тот небольшой круг дружеского общения, который у нее был, с годами постепенно растаял, и шансов у нее не осталось.
Взгляд, брошенный на себя в зеркало, тоже не принес ей радости. Волосы — она отхватила их ножницами, когда ей было десять лет и до смерти надоело слышать, как ее сравнивали с красивой сестренкой, — не знали прикосновения парикмахера шесть последних ужасных месяцев. На время похорон она забрала их в узел на затылке, отчего выглядела почти сорокалетней.
Ее кожа, которая еще неделю назад имела тот оттенок бледности, какой бывает у человека, проводящего слишком мало времени на воздухе, теперь пошла пятнами от внезапного и длительного воздействия солнечных лучей. Она сказала себе, что лужайка должна быть в идеальном состоянии, бордюры прополоты и приведены в порядок перед похоронами. Мама любила свой сад, и ей бы очень не понравилось, если бы кто-то увидел его таким запущенным. По крайней мере именно так она себе говорила. На самом же деле теперь, когда отпала необходимость заботиться о маме, она просто чувствовала себя бесполезной, ненужной и старалась забыться…
Она состроила гримасу своему отражению.
— Что, жалеешь себя, Бронти Лоуренс? И уже сама с собой разговариваешь? Все настолько плохо, да?
Она бросила взгляд на груду почты, скопившуюся на столе в холле. По большей части открытки с соболезнованиями. Она взяла их и понесла на кухню, просматривая на ходу. И вдруг остановилась. Между открытками оказалось письмо, аккуратно надписанное круглым детским почерком. Мисс Б. Лоуренс, Охотничий домик, Бат-роуд, Мэйбридж. Она осторожно отклеила клапан конверта, пробежала письмо глазами, нахмурилась, села на один из деревянных кухонных стульев и перечитала его еще раз.
Дорогая мисс Лоуренс,
в пятницу, 18 июня, у нас в школе будет День спорта, и я пишу, чтобы спросить, не сможете ли вы приехать.
Надо же, как официально.
Когда я сказала своей подруге Джози, что вы моя мама, она мне не поверила, и теперь все девочки у нас в классе говорят, что я это выдумала…
В этом месте официальность кончилась, аккуратный почерк дрогнул и обозначилось смазанное пятно. Похоже на то, что здесь на лист капнула слеза. Рука продолжавшей читать Брон резко дернулась к горлу.
…выдумала, будто у меня знаменитая мама, и все надо мной смеются. Даже мисс Грэхэм, директриса, не верит мне, и это нечестно, потому что хотя я и ломаю вещи, но никогда не вру, так что вы приезжайте, пожалуйста…
Слово «пожалуйста» было жирно подчеркнуто.
…чтобы они знали, что я говорю правду, ладно? Я знаю, что вы очень-очень заняты спасением тропических лесов и бедных животных, и не хочу вам надоедать, и если вы сделаете только это, то я обещаю, что никогда больше ничего не буду просить. Ваша любящая дочь Люси Фицпатрик
И ниже:
P.S. Вам не придется встречаться с папой, потому что приглашение от школы на День спорта я выбросила в корзину, так что он о нем не знает.
И еще ниже:
P.P.S. Может быть, вы не знаете, что моя школа называется Брэмхилл-Хаус Лоуэр-скул, это на Фартинг-лейн, в Брэмхилл-Парва.
И еще:
P.P.P.S. В 2 часа.
Брон снова посмотрела на конверт, усомнившись на секунду, что правильно прочитала имя — а вдруг все-таки письмо адресовано кому-то другому?
Но нет. Почерк, похоже, детский, но достаточно четкий. Мисс Б. Лоуренс. Бронти Лоуренс. Так что же это может значить? И тут ее осенило: «…знаменитая мама… спасением тропических лесов…» Письмо предназначалось не ей, а сестре. Ошибиться было совсем не трудно. Такое случалось довольно часто, когда обе они жили дома, но уже очень давно никто не писал сестре на этот адрес.
Но она все-таки не совсем понимала.
У Брук никогда не было ребенка. Должно быть, это письмо от какой-нибудь бедняжки, у которой нет матери; она увидела Брук по телевидению и влюбилась в нее.
Она перечитала письмо еще раз. «Дорогая мисс Лоуренс». Если бы это не было так безысходно грустно, то она не удержалась бы от улыбки: только представьте себе — так пишет ребенок, обращаясь к матери. А вообразить сестру в роли матери — вот это действительно забавно!
Она снова перечитала письмо. Ради всего святого, как Брук удалось бы родить ребенка, чтобы в семье никто об этом не узнал? Как бы она скрывала этот факт столько времени: над тщательно написанным письмом явно трудился ребенок лет восьми или девяти.
Но хотя она и отвергала такую вероятность, ее трудолюбивый мозг уже просчитывал, где могла быть ее сестра восемь или девять лет назад. Ей тогда было двадцать или двадцать один и она училась в университете.
Брон посмотрела на адрес наверху страницы. Старый дом священника, Брэмхилл-Бэй. Брэмхилл находится на южном побережье, всего в нескольких милях от университета сестры. Она покачала головой. Все это просто нелепо. Невероятно.
Поднявшись наверх, она сняла черное платье, переоделась в шорты и тенниску, потуже стянула волосы на затылке резинкой. Потом снова взяла письмо с ночного столика, на котором его оставила.
Когда Брук была на третьем курсе, после Пасхи она уже больше домой не приезжала, хотя маме стало хуже и та хотела ее видеть. Да и пасхальные каникулы прошли для них не очень-то радостно. Брук чувствовала себя неважно: тоскливо слонялась по дому, постоянно жалуясь на холод, кутаясь в необъятный мешковатый свитер, и почти ничего не ела.
Брон села на кровать; по коже внезапно поползли мурашки. Пасха. После тех каникул Брук больше не приезжала, ссылаясь на неотложную научную работу. А после выпускных экзаменов ей представилась возможность принять участие в каком-то проекте в Испании. Хотя открыток оттуда она не присылала. У нее нет на это времени, говорила мама.
И выглядела она не такой уж загорелой, когда нанесла им блиц-визит, опьяненная своим дипломом с отличием и предложением работы, о какой можно было только мечтать: от телекомпании, славящейся своими программами по естествознанию. Следующие два месяца она провела на каком-то острове в Тихом океане и, фотогеничная от природы, мгновенно завоевала симпатии телезрителей. После этого ее наезды домой стали весьма редкими.
Прижав руку к губам, Брон снова перечитала письмо. Оно было вежливым, даже официальным для девочки, учащейся в начальной школе, — официальным, но и с ноткой отчаяния, подумала Брон, осаждаемая бесчисленными вопросами. Что, если Брук родила девочку и сразу отдала ее на удочерение?
Но тогда как эта девчушка узнала, кто ее родная мать? Ведь запрашивать такого рода информацию можно лишь по достижении восемнадцати лет, не раньше.
Нет, здесь что-то другое. Да вот же, это написано в письме… «Вам не придется встречаться с папой…» Господи, дитя, от этого просто сердце разрывается.
