Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
Но мистер Дейкин неожиданно преградил ему путь. Наступило долгое молчание; мы с Додсоном недоуменно смотрели на фермера, а он не спускал глаз с коровы, которая стояла у подгнившей перегородки, терпеливая и кроткая. В старом животном было какое-то трогательное достоинство, заставлявшее забыть безобразные расплющенные копыта, выпирающие ребра, дряблое вымя, метущее пол.
Все так же молча мистер Дейкин неторопливо прошел между коровами и, лязгнув цепью, застегнул ее на шее Незабудки. Потом он направился в дальний конец коровника, принес навитую на вилы охапку сена и ловко сбросил его в кормушку.
Незабудке только того и надо было. Она выдернула внушительный клок и с тихим удовольствием принялась его пережевывать.
– Чего это вы, мистер Дейкин? – с недоумением спросил гуртовщик. – Меня же на рынке дожидаются.
Фермер выбил трубку о нижнюю половину двери и начал набивать ее дешевым табаком из жестяной банки.
– Ты уж извини, Джек, что я тебя затруднил, но только пойдешь ты без нее.
– Без нее?.. Как же?..
– Ты, конечно, подумаешь, что я свихнулся, но я тебе вот что скажу: старушка пришла домой и останется дома. – Он посмотрел на гуртовщика прямо и твердо.
Додсон раза два кивнул и вышел из коровника. Мистер Дейкин высунулся за дверь и крикнул ему вслед:
– За хлопоты я тебе заплачу, Джек. Припиши к моему счету.
Вернувшись, он поднес спичку к трубке, затянулся и сказал сквозь завивающийся дым:
– Вам, мистер Хэрриот, доводилось чувствовать, что вот как случилось, то так и надо, так и к лучшему?
– Да, мистер Дейкин. И не один раз.
– Вот когда Незабудка спустилась с холма, я это самое и почувствовал. – Он протянул руку и почесал ей крестец. – Она всегда была самой из них лучшей, и я рад, что она вернулась.
– Но как быть с ее выменем? Я, конечно, готов зашивать соски, но…
– Э, я кое-что придумал. Вы вот чистили, а я тут и сообразил, только пожалел, что поздно.
– Придумали?
– Ага! – Старик кивнул и прижал табак пальцем. – Чем ее доить, подпущу к ней парочку телят, а поставлю в старую конюшню: там на нее некому будет наступать.
– Отличная мысль, мистер Дейкин. – Я засмеялся. – В конюшне с ней ничего не случится, а выкормит она и трех телят без особого труда.
– Ну да это дело десятое, я уже говорил. После стольких лет она мне ничего не должна. – Морщинистое лицо озарила мягкая улыбка. – Главное-то, что она пришла домой!
Мои глаза большую часть времени были закрыты, и я кружил по парку наугад, а когда я их открыл, все было как в красном тумане. Но все-таки человеческая натура – крепкий орешек, и когда среди подкопченных ветвей появились железные ворота, я недоверчиво уставился на них.
Я выжил на втором круге, но обычного отдыха мне теперь было мало. Теперь мне надо было лечь. Я вымотался.
– Отлично, ребята, – как всегда, весело прокричал капрал. – У вас здорово получается. А сейчас немножко попрыгаем на месте.
Мы издали жалобный вопль, но капрала это не смутило.
– Ноги вместе! Раз-два! Нет, так не годится, надо выше, выше! Раз-два!
Все это было полнейшим абсурдом. Моя грудь превратилась в пылающую пустоту. От этих людей ждут, чтобы они подготовили нас к службе, а вместо этого они наносят непоправимый вред моему сердцу и легким.
– Вы еще скажете мне спасибо, парни. Поверьте на слово. Выше! Выше! Раз-два!
Превозмогая боль, я видел смеющееся лицо капрала. Этот человек явно был садистом. Взывать к его состраданию было бесполезно.
И, собрав в кулак последние силы, я подбросил себя в воздух, и мне внезапно стало ясно, почему я прошлым вечером думал о Незабудке.
Я тоже хотел домой.
Маркиз в качестве прислуги
Туман клубился над головами марширующей колонны – лондонский туман, густой, желтый, с металлическим привкусом. Я не мог различить первые ряды, ничего, кроме желтого пятна фонаря, качающегося в руке ведущего.
Когда мы вот так направлялись завтракать в половине седьмого утра, настроение у меня бывало очень скверным, а тоска по дому становилась мучительной. Самая худшая часть дня!
У нас в Дарроуби тоже бывали туманы, но совсем другие, деревенские, не похожие на этот. Как-то утром, когда я отправился по вызовам, лучи моих фар упирались в серую завесу впереди и из моей плотно закрытой коробочки я не видел ровно ничего. Я уже направлялся вверх по склону и поднимался все выше под напряженное урчание мотора, как вдруг туман поредел, превратился в серебристую мерцающую дымку и рассеялся.
Тут над колышущейся серой пеленой ослепительно сияло солнце, и впереди зеленые холмы уходили в небо летней синевы.
Я устремлялся в это сияющее великолепие, зачарованно глядя сквозь ветровое стекло, будто видел все это в первый раз: бронзу сухих папоротников, вкрапленную в травянистые склоны, темные мазки деревьев, серые домики и нескончаемый узор стенок, тянущихся к верескам на вершинах.
Как обычно, времени у меня было в обрез, но я не мог не остановиться. Я затормозил в воротах. Сэм, мой бигль, выпрыгнул наружу, и мы пошли по лугу. Пес кружил по дерну в сверкающих каплях, а я стоял в теплых лучах солнца среди тающего инея и смотрел назад, на темное сырое одеяло, которое накрывало долины, но не алмазный мир над ними.
И, жадно глотая душистый воздух, я благодарным взглядом обводил чистый зеленый край, где я работал и добывал свой хлеб насущный. Я мог бы остаться здесь до ночи, прохаживаясь, глядя, как Сэм, виляя хвостом, исследует все вокруг и тыкается носом в тенистые уголки, куда солнце еще не добралось, где земля оставалась тверже железа, а на траве лежал хрустящий под ногами иней. Но меня ждали к определенному часу – и не кто-нибудь, а пэр Англии, и я неохотно вернулся в машину.
Я должен был начать проверку коров лорда Халтона в девять тридцать, и, когда я обогнул господский дом елизаветинских времен, направляясь к службам неподалеку, сердце у меня сжалось от дурного предчувствия. Нигде не было видно ни единой коровы, только мужчина в потрепанных холщовых брюках деловито забивал последние гвозди в самодельный станок у ворот скотного двора.
Услышав меня, он обернулся и приветливо замахал молотком. Я пошел к нему, с удивлением глядя на щуплую фигуру, на пряди мягких белобрысых волос, падающих на лоб, на рваный джемпер и облепленные навозом резиновые сапоги. Казалось, он вот-вот скажет: «А, мистер Хэрриот! Утречко-то какое!» Но нет, он сказал:
– Хэрриот, дорогой мой, жутко сожалею, но очень опасаюсь, что мы еще не совсем готовы для вас. – И он начал развязывать кисет с табаком.
Уильям Джордж Генри Огестес, одиннадцатый маркиз Халтон, всегда посасывал трубку и то чистил ее металлическим ежиком, то пытался разжечь. Но я ни разу не видел, чтобы он ее курил. В минуты стресса он пытался проделывать все это одновременно. То, что он оказался не готов, его явно смущало, и когда он заметил, как я невольно покосился на свои часы, то еще больше расстроился, вынул трубку изо рта, снова сунул ее туда, взял молоток под мышку и открыл большой коробок спичек.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
