— Да. Пятый курс, — и снова этот румянец. Он чувствует себя неловко, и я понимаю, почему. Я ведь ему буду вручать диплом и пожимать руку. А на вид я выгляжу не сильно старше него, особенно если убрать с лица признаки интеллекта. Нет, не собираюсь я вручать никакие дипломы и нести какую-то пафосную ерунду про их будущее трудоустройство. Хватит и того, что я возьму стажёрами парочку лоботрясов.
Стажёров из родного универа я беру уже не первый раз. Обычно всё проходит по такому сценарию: несчастные студенты или студенточки стонут, что их нагружают непосильной работой и, кошмар-то какой, заставляют думать, самостоятельно принимать решения и отвечать за их последствия. Практика коротка, и к концу её стажёры либо в ужасе сбегают, не скрывая обиды, что им почему-то не написан отзыв "на пятёрочку", либо только-только входят во вкус настоящей работы и в универ возвращаются как в тюрьму после короткой воли.
Оторвав меня от воспоминаний, в дверь заглядывает секретарша Лиля, докладывает шёпотом:
— Там к вам Бандюга!
— Попроси подождать, я с человеком закончу. Минут десять, — тыкаю пальцем в висящие на стене часы.
Мой гость непонимающе смотрит на дверь, и я тут же поясняю, что Бандюга — фамилия моей бухгалтерши. Она, конечно, профи, но дотошна и подозрительна до жути. Ей все время кажется, что из-за невероятной расточительности сотрудников, наша фирма терпит убытки. Дабы подтвердить свои догадки, она постоянно пытается склонить меня на очередную внеплановую инвентаризацию.
— ... вот такие дела — дал бог человеку фамилию, да ещё и с такой профессией!
Я смеюсь, Эдик тоже облегчённо улыбается. Кажется, его скованность понемногу исчезает. Мне интересно вытягивать из него слова. Это словно игра в шпионов, где одному игроку надо "разговорить" второго:
— Вот у вас, Эдуард, наверное, красивая фамилия? — спрашиваю с непринуждённым видом, решив направить беседу в новое русло.
Ох, кажется, я лажанулась — мой гость снова краснеет и смущается.
— Чкалов... — говорит он нехотя.
Я удивляюсь:
— А что такого? Героическая фамилия, как у легендарного советского лётчика.
— Да... — он мнётся и вдруг выпаливает, словно с вызовом. — Только я теперь из Чкалова стал Каловым...
Как я ни стараюсь, не могу сдержать внезапный истерический смешок. Понимая, что такая реакция в раз разрушит всю хрупкую доверительность, с таким трудом возникшую в нашем разговоре, делаю вид, что поперхнулась и старательно изображаю кашель. Для пущей достоверности встаю из-за стола и направляюсь к окну, где за цветочными горшками прячется электрочайник. У меня, конечно, есть моя Лиля, но я не загружаю её такими пустяками. Кофе она подаёт только когда мне надо произвести впечатление на каких-нибудь пафосных клиентов, для которых статус важнее всего...
— Э-э... с моей стороны не будет нескромным поинтересоваться — как? — интересуюсь, — И надеюсь, вы не против кофе?
— Да... То есть нет... То есть... — он снова опускает ресницы. — То есть, я имел в виду, большое спасибо!
Чайник закипает быстро, я наливаю кофе и на свой страх и риск добавляю по ложечке коньяка. Пускай парниша раскрепостится немного, а то признаваться человеку, который может вручать тебе диплом, в том, что твоя фамилия — Калов... Ну, надо же, так не свезло!
— Итак... — подбадриваю я. — Когда же вы стали Каловым?
История, которую он мне рассказывает, из категории "в жизни такое бывает, но кому расскажи — не поверят". По нелепой ошибке паспортиста мальчик стал из Чкалова Каловым, и ведь как-то выживал с этой "чудесной" фамилией аж целых пять курсов.
— Но ведь это уже закончилось? — говорю я, стараясь его подбодрить. — Вы уже выпускник, поменяете фамилию обратно, и дело с концом...
— Да, но ведь ещё вручение дипломов...
Я смотрю на него непонимающе.
— Мать... — неохотно говорит он. — Моя мама очень гордится этой фамилией. Она за отца-то, можно сказать, вышла из-за героической фамилии. Валерия Чкалова — прямо как в учебнике. В дипломе-то я Каловым буду. Если она узнает, она меня на части порвёт, — его глаза смотрят на меня сконфуженно и испуганно, а не сболтнул ли он лишнего, ведь не подобает настоящему мужчине трепетать перед мамой.
Я понимающе вздыхаю. На таких мам, активно воспитывающих своих отпрысков до седых волос этих несчастных детей, я, слава Богу, насмотрелась.
— А она, естественно, приедет на торжественную церемонию? — спрашиваю, заранее зная ответ.
Он уныло кивает.
— Эдик, — говорю я, и тут же поправляюсь, — Эдуард, а вы обходной лист уже сдали?
— Нет ещё. Завтра собираюсь...
Ну, разумеется, как и положено отличнику — всё вовремя.
— Не делайте этого, — я доверительно наклоняюсь к нему, кладу руку на плечо, но тут же отдёргиваю, наблюдая, как начинают пламенеть его уши.
— Почему? — недоумённо спрашивает он, воззрившись на меня с какой-то робкой надеждой.
— Когда я закончила, — сообщаю я заговорщицким тоном. — Моя староста группы не сдала вовремя обходной лист. Так вот. Ей этот диплом только подержать дали и сфотографироваться, и сразу назад забрали — пока все печати не проставит на листе, как полагается.
Его лицо светлеет, но тут же снова на лбу прорезается тяжёлая морщинка:
— Так фамилию всё равно объявят...
— Да с этим можно что-то придумать. Можно сказать, что оговорились, мало ли что! Главное, не увидят печатным текстом!
— Вообще-то да... Спасибо! — у Эдика такой вид, как будто гора с плеч свалилась. Но я не могу не поинтересоваться:
— Эдуард, вам что, приходилось и студенческий, и зачётку скрывать все пять лет?
Он кивает, и я проникаюсь к нему огромным уважением. Скрывать такое от дотошной матери, которая наверняка в каждую сессию придирчиво листает зачётку, все ли пятёрочки у ненаглядного сыночка, да не опозорил ли он героическую фамилию...
— Эдуард, а вы работать ко мне не хотите? По-моему, у вас большой потенциал.
Его щёки заливаются краской, и он мотает головой.
— Почему? — признаюсь, я несколько обескуражена. Этот милый мальчик-отличник с огромной жизненной стойкостью мне очень нравится. Он всего полчаса как зашёл в мой кабинет, а мы уже болтаем почти как старые друзья. Я бы не отказалась видеться с ним чаще.
Он молчит, явно не зная, что ответить.
— У вас уже есть хорошее место? — ох, как же я сразу не додумалась. Наверняка он уже где-то работает. — Там хорошо платят? Там вам нравится работать?
— Н-нет... — выдавливает из себя он. — Анастасия... э-э... Я могу идти?
— Да, конечно, — в моем голосе скользит разочарование. — Вот ваши бумаги.
— Д-до свиданья! — он спешно натягивает куртку и почти бегом выходит из кабинета. Я откидываюсь в кресле, смотрю на его чашку, и мои мысли в смятении.
