– Да с чего это вдруг?
– А больно ты девка видная, побитая, грязная и замученная, а все равно видно породу.
– Да уж баб Мань, ну ты и выдала, а давай попробуем, сейчас я доковыляю и глянем.
– Да лежи уж, я старая и то быстрее до бегу, пока ты встанешь.
Пока моя бабуська гоняла за книгой, я надеялась что найду там свое имя.
Лизкой мне что-то быть не хотелось, совсем не подходит.
Томик и правда был потёртый и пожелтевший, но целенький.
Бабуська уселась рядом, мы начали перебирать имена по алфавиту. Черте что, и вправду Кати, Тани, Светы мне не подходили, все было не то, я пыталась каждое имя прочувствовать, когда мы умаялись уже настолько, что язык не выговаривал имена, я дошла до буквы Э, Эвелина, Эдита, Элиза….Эльвира? Эльвира…
– Бабь Мань, меня кажется Эльвирой зовут, что-то очень приятное от этого имени.
– Верка что ли?
– Какая я вам Верка? Эльвира я, никаких собачьих сокращений!
– Да точно, человеку которому не все равно на свое имя отстаивать его не будет, ну и слава богу что наконец-то память начинает хоть что-то тебе подбрасывать.
– А Элей можно тебя звать-то?
– Элей? Элей можно, меня так папа называет…
– Ох, ты ж смотри как шустро вспомнила.
– Да уж, даже не задумалась.
– Думаю с фамилией такой номер не пройдет.
– Я полежу, немного в сон клонит.
– Да лежи конечно, я пойду пирожков напеку, как раз клубничка на грядке уже появилась.
Я прикрыла глаза и провалилась в сон, ясный и четкий, бывает спишь и ничего не снится, а мое сознание начало немного приходить в себя и по крупицам выдавать мне информацию. Обычно люди теряют память и не могут долгое время вспомнить или не вспоминают вовсе, амнезия штука страшная, но с этим можно жить.
Сижу в ординаторской, маленький перекур с чашкой кофе и бежать дальше, до конца смены еще два часа и черт его знает, что за эти два часа может произойти, не успела я додумать свои мысли, как дверь распахнулась. Сглазила кажется.
– Девочка, там девочка без сознания в операционной, большая потеря крови, рваные раны, покусала собака.
– Где родители?
– Нет их, девочку соседи привезли, сказали что они пьют с утра до ночи.
– Аннушка возьми кровь на анализ, может понадобиться переливание, я в операционную.
Я мчалась по коридору, моля Бога чтобы успеть и не потерять эти крохотные минуты детской жизни. В комнатушке перед операционной, сестра помогает переодеться, я бросала взгляды через дверь на хрупкое тельце, нога покусана в нескольких местах, хорошо что хоть не голова или руки, ничего заштопаем и будет как новенькая, я подошла вплотную к столу, приоткрыла веки, посмотрела на аппарат и опять на девочку, хорошо, сердцебиение в норме.
– Александр Александрович, приступаем…
Проснулась вся мокрая, я врач, еще и хирург, второй раз сон сниться про ординаторскую, не может это быть совпадением, видимо у меня такая работа, что я можно сказать живу в ординаторской, Эля уже пошел прогресс, найти больницу труда не составит, а может и память подбросит что-то путное. Нужно пройтись и найти свою бабуську, рассказать, может вместе что-то и придумаем.
Бабуська замешивала тесто, чистила клубнику и напевала что-то весёленькое.
– Баб Мань, мне тут сон опять приснился, я кажется врач.
– Ого, говорила я что ты не простая, врачи у нас нынче бедноватые, а по тебе и не скажешь, может из дорогих врачей, те что платно лечат.
– Нет, Баб Мань, я работаю в обычной больнице, ну по крайней мере, я там не увидела шикарного ремонта.
– Тогда каким же ты врачом работаешь, может ты зубодёрка? – бабуська противно сморщилась.
– Да нет, я кажется оперирующий хирург… – задумчиво протянула я.
– Во дела, наш фельдшер сбивается с ног иногда и всё время ругается, что это собачья работа, тяжелая наверное работа?
– Я тут что подумала, может мне больницу поискать, ну в которой я тружусь, вдруг меня кто вспомнит.
Бабуська на меня глянула и засмеялась как конь.
– Что я такого сказала?
– Дочка ты знаешь, мы хоть и в посёлке живем, но рядом город не маленький с миллион душ точно будет, представь сколько там больниц, с ног собьешься искать.
– Да уж, ни интернета, ни тебе связи, как же я дом свой найду?
– А чего интернета нет? Есть, вон у Васьки есть, это внучок соседский, вот к нему сейчас и пойдем, он на каникулы приезжает оздоровиться, воздух чистый и молочко парное в самый раз. Давай сходим, только переодеться тебе нужно, а я в духовку пирожки поставлю. Сейчас поищем, может быть из моих вещичек осталось чего путного, да и приоденем тебя, синячищи хоть прикроем.
Я глянула на бабуську и прикинула, что чисто теоретически мы с ней почти одного телосложения только она ниже и чуть полнее, про меня селедку и говорить нечего.
Бабуська живо сгоняла к платяному шкафу в спальне ,вытащила на свет божий голубую кофточку и белую длинную юбку, раритет то какой и сохранилось же.
– Какая красота, сколько же лет ему?
– А милая, лет сорок точно, я аккуратная и вещи все сберегла.
Натянув на себя обновки, я покрутилась у зеркала, все вещи сели идеально, надо же, повезло.
– Так, давай теперь быстренько сходим, а то пирожки сгорят.
– А что таймера нет в духовке? – спросила я, все ещё любуясь длинной юбкой.
Бабуська замерла на пороге глянула как на умалишенную.
– Видимо деточка тебя хорошо головушкой приложили, какой таймер? Мы до такой цивилизации еще не дошли, вот пенсий пять отложу и может куплю себе духовку с таймером. Ладно черт с тобой пошли к соседке. И платочек повяжи на голову, а то уж больно-сильно видны твои синяки.
Баб Маня схватила корзинку с клубничкой и шустро козликом понеслась на грядку, приговаривая негоже с пустыми руками, у меня столько сил не было, ну да «пустые руки» куда уж там. Когда ко мне идут с благодарностью – так духи несут такие, что дышать невозможно, а уж про шампанское и конфеты, вообще молчу, шкаф не резиновый, сёстры уже замучились есть этот шоколад.
Опять крупицы начали всплывать, я уже хоть не так бурно реагирую, мне нужна встряска, адреналин или какое-то экстраординарное действие, оно поможет мне вспомнить или частично вернуть память.
Пока я стояла и думала о своей бренной жизни, бабуська уже всё по решала с соседкой.
– Васька иди сюда, тащи свою ерундистику, помощь людям нужна.
Васька прибежал откуда-то из сада, держа в руках драгоценную вещь и категорически не хотел выпускать из рук свою «ерундистику».
