Молчание угнетало, и я поинтересовалась:
— Какие у нас планы?
— Ты о них знаешь, — ответил, продолжая углубляться в чащу. Подлесок густел, мох смягчал шаги.
— Сколько мы уже в пути? Ты говорил, что на севере нет священных колец, а ближайшее к нему находится в теплом регионе. Вот только мы вообще не подходим к кольцам. Куда мы направляемся?
— За лиертахоном. Аня, — остановился и дождался, когда я приближусь. Улыбнулся ласково, но глаза выдали его нервозность, — что конкретно тебя беспокоит?
В последнее время ему труднее скрывать от меня чувства. В какой момент он изменился? И надо ли показывать, что я замечаю его взволнованность?
— Почему я никому не должна говорить о лиертахоне? Я помню, Кейел! — согнула руку в локте, когда он приоткрыл рот. — Помню, что должна научиться доверять тебе, но… — пожала плечами, — мне просто любопытно.
Серьезный взгляд, наконец-то, потеплел, аккуратное прикосновение пальцев к лицу немного расслабило. Я взяла его руку и, прикрыв глаза, прижалась щекой к теплой ладони.
— Тебе любопытно — охотно верю. А еще ты мне до сих пор не доверяешь, — усмехнулся.
— Доверяю, — заверила я.
Неправда. Пытаюсь доверять, но, наверное, когда-то он был прав. Собственная ложь питает недоверие. Обманщик не сможет всецело положиться на кого-то, потому что в дружелюбии окружающих будет видеть свое отражение. Элементарное проецирование. На каком предмете я изучала этот вопрос? Кажется, это было в другой жизни, в которой всеобщая любимица, Анька Сорокина, сталкивалась лишь с теорией.
Кейел погладил второй рукой меня по плечу и позвал:
— Пойдем. Не стоит задерживаться.
После смерти девочек Кейел относился ко мне ласковей. Так чего еще не хватает?
— Путь до реки неблизкий, — внезапно заговорил он, забираясь на крутой склон.
Оглянулся, словно проверяя не отстала ли я, и подал руку. Мох под ногами и впрямь был скользким, а вот хватка у Кейела крепкая, надежная. Он изменился, и главное — он не такой, как я.
— Горная, — кивнув вверх, на вершину склона, укрытую густыми зарослями папоротника, продолжил Кейел. — Течение бурное, вода ледяная и чистая — на дне камни видны.
— Зачем нам к ней? — нахмурилась. Искупаться могли бы и в озере, как оказалось, в Фадрагосе их тьма.
— После тренировки нужно будет остыть и, возможно, многое обсудить. В реке остынем, а обратного пути хватит для разговора.
Он сжал мою руку, а сердце екнуло. Я скривилась. Снова думаю плохо о Кейеле…
Мы остановились только через пару часов, но к реке так и не вышли. Ноги слегка гудели, а утренний холод и свежесть постепенно сменялись жарой. Я отхлебнула воды из бурдюка и осмотрелась. Пустырь небольшой, светлый, но земля какая-то серая, а местами черная, будто… обожженная? Я постучала носком, убеждаясь, что она, скорее, оплавленная. Растительность была, но странная. Что-то вроде одуванчика с ядовито- красными листьями росло кучно. На редких низкорослых кустах угрожающе торчали крупные колючки, а между ними, под ветерком, тряслись мелкие желтые листья. Я закрутилась на месте, внимательнее приглядываясь к пепельной почве. Густая трава росла по ровной линии, будто ее специально засеяли, а буквально через метр деревья и обычный лес.
— Я не спец, конечно, но разве лесной пожар бушует под линеечку?
Кейел подошел со спины, обнял за плечи и, поцеловав в волосы, спросил:
— Местность что-нибудь напоминает?
Что она должна напоминать? Определенно что-то связанное с нами. Я хмурилась, пытаясь вспомнить, где мы успели устроить пожар. Наследить много где успели, а вот с огнем побаловаться…
— Анья! — осенило меня. — В Заводи Ал’лирта полгорода в руинах, и эта половина, — я провела рукой по воздуху, очерчивая границу травы, — по ровной линии.
— Верно. Но тут постаралась не Анья, а пламенный дракон. Посмотри, — Кейел повернул меня влево, — он летел с востока. Сильный был, ему хватило одного захода, чтобы умертвить землю. На западе драконий лист растет чаще. Это сорняк. Только он и еще пара растений способны прорасти в такой почве. Нам на восток, — подтолкнул в спину и сразу же приобнял за талию. — Там ни растительности, ни духов — ничего.
Я насторожилась, но уточнять подробности и причины не стала.
Черная земля на участке, куда мы пришли, поблескивала на солнце, словно уголь, и даже похрустывала неприятно. Ветер давно намел светлого песка, но и тот не оседал тут надолго, скользил, как по льду.
Кейел остановился в паре метров от меня и сбросил сумку. Она мягко упала, не издав ни единого звона. Я смотрела на его спину и сжимала рукояти кинжалов. Для чего мы пришли на мертвую землю? Вольный обещал сложную тренировку, вот только ни словом не обмолвился, насколько она будет сложной.
Он постоял еще немного, оглядываясь, а затем вкрадчиво спросил:
— Аня, ты боишься меня?
Непроизвольно отступила на шаг. Сердце замедлилось, а ладони вспотели. Это какая-то проверка?
— Нет.
— Твой голос тебя выдал — боишься, — повернулся ко мне.
Обаятельная улыбка и ласковый взгляд заставили постыдиться. Сердце отмерло.
— Кейел, прости.
— Ничего, — кивнул, убирая волосы за уши, — тебе нужно привыкнуть. Отвернись и закрой глаза.
Я подавила вопрос: зачем? Выполнила просьбу. Может, это часть тренировки? Как во всяких фильмах, где наставник выстраивает доверие с учеником. Вот только сомневаюсь, что у нас с Кейелом из подобного что-то получится. Ведь дело не в нем…
— Нам всем приходится привыкать, — продолжил он. Хриплый голос услаждал слух, медленно приближаясь. — К запахам, к ощущениям или… к чувствам. — Горячее дыхание пощекотало за ухом. Кейел перешел на шепот: — Когда-то я остерегался привычек. В них не было нужды.
Ветерок потрепал выбившиеся из хвоста волосы. Я вдохнула глубоко, прислушиваясь к тишине. Растерялась.
— Кейел?
Почему он замолчал? Хотела открыть глаза, но голос зазвучал вновь — вкрадчиво, тягуче:
— Нужда появляется только при тесном контакте. Очень тесном, Аня. Когда ты делишь с кем-то самое ценное. Например, время, жизнь, сердце… вдох или… — он хмыкнул, и закончил ровно, безэмоционально, — тело.
— Тело?
Кислый запах ударил в нос, влажная тряпка накрыла лицо. Я прижалась спиной к груди Кейела, попыталась оттолкнуть его руки, но ослабла. Облака размылись, потерялись в голубом небе, а затем оно стремительно потемнело.
Солнце напекло в голову, правую щеку что-то царапало, словно наждачной бумагой. Я поерзала, пытаясь приподнять голову с шершавой земли, но толком не смогла пошевелиться. Плечи ныли, пальцы онемели, а в запястье что-то врезалось. Веревка? Меня легонько похлопали по лицу, и я поморщилась. Кое-как разлепила глаза. Что случилось?
