Книга Пепел. Книга первая - Мери Ли

Открываю дверь домой, хотя это громко сказано: "дом". Перед глазами комната, куда входит: односпальная скрипучая кровать, старый стол, у которого одна ножка короче остальных на пару сантиметров и узкий шкаф, широкий нам и ни к чему. И у меня, и у мамы по одной сменной одежде, да пара ботинок, хорошо размер один, в этом же шкафу лежит свернутый матрасик, на котором я сплю. Он настолько пропах плесенью и сыростью, что порой ночью просыпаюсь от приступа тошноты. С потолка свисает одинокая лампочка и сейчас она опять мигает, да так, что глаза начинают слезиться.

Мама лежит, свернувшись в клубочек и тихонько постанывает, не могу на неё смотреть без сожаления, в душе каждый раз возникает камень из боли и безысходности.

Когда-то Анна Морис была красивой женщиной, так я могу судить по фото, которое всегда ношу с собой. На нем изображена девушка примерно моего возраста, она улыбается так искренне, как я не улыбалась ни разу в жизни. Её темные волосы собраны в небрежный хвост, несколько прядей выбились и развеваются на ветру, одной рукой она пытается их придержать, а второй – обнимает девочку двух лет, которая стоит на пеньке и показывает в объектив свой маленький розовый язычок. Эта маленькая милая девочка по имени Джей Хелена Морис – это я. А с другой стороны стоит высокий, стройный и очень симпатичный блондин – это мой папа, но его я, к сожалению, не помню. Этот снимок был сделан за две недели до так называемого конца света. Такой беззаботной и счастливой маму я не видела ни разу, точнее видела, но не помню. Когда мы попали в Подземелье, ей было очень тяжело зарабатывать на пропитание для себя и маленькой девочки, но она нашла выход.

Имя этого выхода – Тедди Болмен, и он ужасный человек. Если я ещё когда-либо его увижу, то не знаю, что делать – бежать или попытаться убить его. Он много боли принес маме и только за это он достоин смерти.

Мне было четыре года, когда мама познакомила нас. Было такое правило "он приходит – я ухожу". Тогда я не понимала, что происходит на этой скрипучей кровати, когда меня нет. После его визитов у нас была еда, не просто жижа, которую выдают в столовой, а хлеб, рис и даже пару раз консервы. Это продолжалось долго, иногда после того, как Тедди уходил, мама была в синяках и ссадинах, часто ночами она тихонько плакала в подушку, думая, что я ничего не замечаю. В это время меня и пересилили на матрац, мама говорила: «не могу позволить тебе спать на этой кровати». Тогда, будучи маленькой невинной девочкой, я думала, что чем-то огорчаю свою маму, и она меня больше не любит. Когда мне исполнилось семь, он пришёл не один, а с дружком, имя его Рональд Эшвуд, он же.... Сенатор. Именно в этот день я вышла из комнаты, побежала к своей единственной подруге Дженни и вспомнила, что оставила фото на столе, а это единственная вещь, которая принадлежит мне и только мне, я со всех ног понеслась обратно. За несколько шагов до двери, я услышала крик полный боли и отчаяния. Это кричала моя мама. Я начала ломиться в дверь. Ручка под моим напором не поддавалась, я плакала и била по двери, прося, чтобы мама открыла её, после того, как дверь резко открылась, и я ввалилась внутрь, меня тут же оторвали от пола и бросили на кровать к маме, которая пыталась прикрыться покрывалом и плакала. Плакала и просила их меня не трогать, все время твердила Тедди, что они так не договаривались.

– Всем молчать!!!

От этого крика я вздрогнула и подняла глаза на Сенатора, с того дня этот голос вселяет в меня ужас и отвращение. Он присел на корточки передо мной, сразу после того, как застегнул ремень на своём обвисшем животе.

– А это кто у нас такой сладенький? – подкрадывается он ко мне.

– Нет, прошу вас, не трогайте её, она ещё ребёнок. Я сделаю всё, что вы хотели от меня, но её не трогайте. Прошу…. Умоляю вас… – заикаясь на каждом слове, мама о чем-то молила его.

Она уже просто захлёбывалась своими слезами, которые градом катились из красных опухших глаз. Дернула меня ближе к себе за руку, и я почувствовала её дрожь и страх, что плавно перетекли в меня.

– От тебя я больше ничего не хочу. Как твое имя, дитя? – растягивая слова улыбнулся он. Но его глаза не затронула эта улыбка.

– Мам? Почему ты кричала? -прижимаюсь ближе к ней. Подальше от него.

На тот момент маленькая я не понимала, что это – переломный момент наших с мамой жизней. Мой взгляд искал поддержки в глазах единственного родного человека, но там плескалась только всепоглощающая безысходность. Уже тогда она понимала, её дочь попала на радар чудовища, а она бессильна что-либо сделать. Противостоять ему невозможно. Сбежать невозможно. Спасения нет.

– Твоя мама напугалась мышку. Её никто не обижал, так как твоё имя? – начинает раздражаться.

– Мышку? Их здесь никогда не было… – в недоумении смотрю на мужчину, от которого веет чем-то жутким и ранее мне не знакомым.

– Джей, меня зовут Джей Хелена Морис.

– Милая малышка Джей. Я буду называть тебя Хелена. Ты не против? – и не дожидаясь ответа. – Сколько же тебе лет?

Я помню те ощущения до сих пор, мне было очень неуютно под его взглядом, казалось, что он подмечал каждое мое движение, каждый мой вздох и каждую слезу, что скатывается из уголка глаза.

– Семь, ей всего лишь семь лет. Господин Сенатор, молю вас…

Он не дал ей договорить. Жестом велел заткнуться.

– Ты что, сумасшедшая? Я не извращенец, дура ты безмозглая, тем более я не могу навредить такому милому созданию!!!

Вопил так, что до меня долетела его слюна, и я впервые ощутила его мерзкий запах трав, который преследует меня по сей день. Тогда я не знала, что в моей жизни этот запах будет олицетворять страх и боль.

– Я вполне могу подождать несколько лет и забрать её у тебя на законных основаниях. Пустые проблемы человеку моего положения ни к чему.

– Мама, я не хочу. Ты же меня не отдашь? Никому? – с мольбой смотрю на маму.

– Детка, конечно, нет! Ты – это всё, что у меня осталось. Ты – это всё, что имеет значение.