— Погода резко переменилась, с гор надвигается буря. Давайте допьем бутылку и отправимся домой.
— Лучше остаться здесь, — ответил Трей мягко, вновь наполняя себе стакан. — Не вижу причин, по которым следует возвращаться вечером домой.
Его кузены, Блю и Фокс, обменялись мрачными, молчаливыми взглядами. Оба они знали, почему Трей не торопится возвращаться домой. Вечером к его родителям приглашена Арабелла Макджиннис, одна из возможных невест Трея. А после настойчивой Валерии он был не в настроении общаться с женщинами. И это было одной из причин, почему они находились у Лили.
— Вам действительно хочется попрыгать на задних лапках перед смазливыми девушками вечером на обеде у мамы? — спросил Трей. — Только ответьте честно, без уверток.
Кузены усмехнулись: быть у Лили и променять это замечательное место на девиц за обеденным столом, которые краснеют при самых невинных намеках и хихикают, когда не краснеют?
— Ты ведь сможешь завтра извиниться, не правда ли? — сказал Блю.
— Нет проблем. Мама знает, как невыносима бывает Арабелла. А поскольку у отца и Росса Макджинниса нет общего бизнеса, — он пренебрежительно пожал плечами, — то какого черта я обязан терпеть Арабеллу с ее жеманной улыбкой?
— Я думал, тебе нравятся роскошные блондинки.
— Нравятся, но при этом у них должны быть хотя бы признаки мозгов.
— С каких это пор тебя стал заботить женский ум?! — воскликнули кузены одновременно.
Темные брови Трея слегка поднялись. Да, конечно, они правы, такова его репутация. Он, безусловно, любил женщин — они доставляли ему величайшее удовольствие в жизни, но не особо ценил в них ум.
— Принято, — сказал он. — А теперь, не переменить ли нам тему разговора?
— Говорят, что Арабелла спит с Джаджем Ренквистом.
Трей улыбнулся. И с ним тоже? Он знал чувственность этой блондиночки, которая была готова развлекаться с кем угодно. Может быть, потому она пока отложила свои брачные планы. Но Трей воздержался от каких-либо комментариев.
— Кажется, приближается эта чертова буря, — заметил он, намекая на прекращение темы, связанной с Арабеллой. — И, тем не менее, разве мы уже превратились в стариков, готовых все время просидеть у горящего камина?
— Я слышал, что две китайские девушки будут продаваться сегодня вечером[1], — сказал Блю.
— Так вот почему здесь полно народу даже в такую отвратительную погоду, — отреагировал Трей.
— Ты когда-нибудь видел продажу?
— Нет. А ты?
— Тоже нет.
И тут их полуинтимный разговор неожиданно прервали.
— Собираешься принять участие в аукционе, Трей, дорогуша? — игриво промурлыкала невесть откуда взявшаяся роскошная брюнетка, подсаживаясь на подлокотник кресла и прижимаясь к Трею.
— Боже, конечно, нет, — ответил он и полностью осушил стакан из тяжелого стекла.
— А я думала, тебе нравится желтая кожа, — брюнетка с темными глазами сказала это с придыханием, в котором слышалось пренебрежение.
Трей рассмеялся и взглянул на женщину, сидевшую рядом. Глаза у него заблестели. Поставив пустой стакан и сделав знак, чтобы принесли другую бутылку, он с ухмылкой произнес:
— Поищи себе другого собеседника на тему цвета кожи, Фло.
Трей Брэддок-Блэк гордился своим индейским происхождением. Ему всегда доставляло удовольствие напоминать людям, высокомерно рассуждающим о расовой чистоте, о том, кто он.
— Я сын Хэзэрда Блэка, — говаривал Трей. — Мы издавна владели Монтаной.
Черт побери, если бы это было не так! Червонное золото из копей деда, новый медный рудник, запасов хватит на двадцать поколений, богатство матери, власть Хэзэрда Блэка, собственная индейская армия, которую Трей называл семьей, — все это придавало уверенности молодому человеку, прекрасно понимавшему, что эта империя в один прекрасный день станет его.
Гостиная постепенно заполнялась посетителями. Звучала легкая ненавязчивая музыка, пахло дорогими сигарами и духами. В заведении Лили бывали только богатые мужчины, ищущие удовольствия. Это было уютное место, обставленное красивой мебелью в стиле рококо, украшенное тепличными букетами роз. Конечно, вряд ли оно походило на Трианон мадам Помпадур, но для продуваемых ветром прерий Монтаны спортивный клуб Лили имел совсем не меньшее значение.
Держа в руке только что наполненный стакан, Трей удобно расположился в уютном кресле, всем своим видом напоминая сказочного принца. Хотя он был полукровкой, но от отца унаследовал классическую красоту индейских предков: прямой нос, отличающийся строгой линией; прекрасно сложенную широкоплечую мускулистую фигуру, заставившую бы любого скульптора умереть от зависти; тяжелые густые брови и глубокие глазницы, из которых смотрели глаза своеобразного серебристого цвета. В небрежно развалившемся теле безошибочно угадывалась необычайная сила, характерная для его предков.
Этот баловень судьбы, слишком красивый, наверное, не во благо себе, стал украшением общества и желанным призом для девушек, едва достигнув юношеского возраста. Трей вел себя дерзко, перебывал во многих спальнях, при этом ухитряясь нравиться даже отцам юных дебютанток. Он дразнил их дочерей ложными надеждами, но само его беззаботное обаяние оставляло их полными страстного желания. Матери дебютанток считали Трея весьма подходящей партией. Миллионеры были всегда популярны как зятья.
И все же гостиную Лили Трей предпочитал флирту с девушками из общества. С его открытым взглядом, дерзким обаянием, умением нравиться женщине в постели и выносливостью он был желанным гостем всего маленького Трианона прерий Монтаны.
— Черт возьми, Лили! — воскликнул, с трудом выговаривая слова, хорошо одетый мужчина средних лет, один из богатых скотоводов. — Ты сказала, что распродажа начнется в семь. Черт меня побери, если уже не полчаса прошло с этого времени.
— Остынь, Джесс, — спокойно ответила Лили.
Она повернулась, и бриллианты в ее ушах стали разбрасывать в разные стороны сверкающие лучики, отражая свет большой круглой лампы, прикрытой цветным абажуром. Она коснулась рукой корсажа своего платья от Борта и добавила.
— Чу немного запаздывает. Он все покажет. Кроме того, Джесс, дорогуша, не забывай, что это только услуга, которую я предоставляю клиентам. Лично я не участвую в деле и не контролирую расписание.
Лили соглашалась проводить распродажу только в ответ на настоятельные просьбы покупателей. Это событие было освящено тысячелетними традициями, приносило выгоду и позволяло пристроить нежеланных дочерей.[2]