– Не совсем так, но, в общем, правильно, – неожиданно раздался позади стражи голос Железного Карла.
Гномы не слышали тихих шагов командира. Увлеченные беседой, они не заметили, как Карл подкрался сзади и уже около десяти минут внимательно слушал краткий курс выживания молодого бойца в исполнении двух непревзойденных знатоков военной жизни в целом и устава несения караульной службы в частности.
Часовые быстро вскочили на ноги, похватали оружие и вытянулись по стойке «смирно», не забыв при этом изобразить на растерянных лицах дежурную мину бдительности и служебного рвения.
– Вольно, разгильдяи, вольно, – как всегда невозмутимо произнес командир, повернувшись к солдатам спиной. – Зигер и ты, Гиф, возьмите фонари и проверьте периметр лагеря, а мы тут с вашим хауптмейстером потолкуем, как следует нести караул…
Когда солдаты ушли, командир повернулся к Пархавиэлю лицом. Зингершульцо давно знал командира, но только теперь понял, почему Карл все время отворачивался от костра и предпочитал отдавать приказы, стоя к подчиненным спиной. В непосредственной близи от яркого пламени блеск железной маски был ужасен. Не только лицо, но и все тело командира, казалось, было объято огнем. Складывалось впечатление, что беснующиеся в быстрой пляске языки пламени не отражались от гладко полированной поверхности металла, а шли изнутри, пытались пробиться сквозь живую плоть, избавиться от оков бренного тела и охватить весь мир демоническим огнем.
Карл походил на кровожадного акхра, пришедшего из пышущих пламенем недр земли за душами грешников. Гордая осанка прирожденного вождя и строгий, вкрадчивый голос усиливали зловещий эффект сопричастности гнома к силам зла и парализовали волю находившихся рядом.
Судьба сталкивала Пархавиэля с разными гномами, в том числе и с теми, кто, не жалея ни денег, ни сил, пытался создать вокруг своей весьма заурядной персоны ореол таинственности и страха, воздействовать таким примитивным образом на окружающих ради достижения своих мелких корыстных целей: уважение, подчинение, деньги, карьера.
Карлу не нужно было прикладывать усилий, чтобы его боялись и уважали. Четыре тысячи смен назад за него хорошо постарался пьяный механик, совсем чуть-чуть не докрутив проклятый болт пресса. Будь Карл тщеславен, хотел бы стать лидером, так давно уже заседал бы в Торговом Совете, а может быть, и в самой Консертоции Махакана, но по иронии судьбы командиру были чужды амбиции и карьерные стремления. Все, о чем он думал, чем жил, был призрачный долг перед обществом и вполне реальная забота о судьбе отряда. Порою солдатам казалось, что командир стыдился своего грозного вида, считал его преимуществом, которое не вправе был использовать…
– Ты меня слушаешь или вновь о своей блундинке мечтаешь?! – вывел Пархавиэля из бессознательного состояния строгий голос сидевшего возле костра командира. – Уже пять минут перед тобой распинаюсь, а ты стоишь пень пнем и не отвечаешь.
– Виноват, исправлюсь, – растерянно ответил хауптмейстер, в который раз поймав себя на том, что сумасшедшая пляска огня на зеркально гладкой поверхности маски вводит его в странное состояние полузабытья, лишает возможности не только думать и действовать, но даже ощущать, что происходит вокруг.
– Итак, повторю еще раз для тех, кто грезит наяву, – монотонно произнес командир и наконец-то опустил голову вниз. – Завтра к концу смены мы достигнем Ворот. Командование группой передашь Зигеру, а сам переходишь в подчинение коменданта крепости. Должность и привилегии за тобой сохраняются. Вопросы есть?
– За что?! – вырвался из груди Пархавиэля крик отчаяния.
Слова командира прозвучали неожиданнее, чем обвал в шахте, и разрушительнее, чем взрыв горы. «Карл выгоняет меня из отряда, но за что?!» – крутилась в голове перепуганного гнома абсурдная и страшная мысль, холодная реалия сурового мира, в один миг перечеркнувшая всю его жизнь, разорвавшая в клочья смысл его существования.
– Парх, ты хауптмейстер, не просто солдат, ты должен лучше других знать, что приказы не обсуждаются, – прозвучал монотонный и неумолимый голос командира, – тем более что все привилегии за тобой сохраняются, даже членство в Гильдии Караванщиков, почетное, конечно.
– Командир, – выдавил из себя Пархавиэль, до крови сжав от злости кулаки. Его голос был тих и дрожал. Гном изо всех сил пытался сохранить спокойствие и побороть бурю бушевавших в нем эмоций. – Я подчиняюсь приказу, но хочу и имею право знать «почему?».
– Потому, что я так решил, Парх! – печально произнес командир и хлопнул широкой ладонью по мешку, на котором сидел, приглашая Пархавиэля занять место рядом с собой.
Гнев, боль, обида, отчаяние раздирали гнома на части, он терял самообладание и уже начинал всерьез призадумываться над советами лукавого бесенка, появившегося неизвестно откуда у него в голове, не решить ли проблему разжалования одним точным ударом топора по уродливой голове обидчика.
– Карл, мы с тобой… не один поход… да как же так?! – невнятно забормотал гном, которому было трудно одновременно контролировать свои действия и уважительно разговаривать с командиром. – Если ты из-за сегодняшнего, так ведь…
– Сядь! – неожиданно заорал Карл, стукнув на этот раз по мешку уже тяжелым кулаком. – Садись и слушай!
Властный взгляд из-под стальной маски и резкий крик возымели действие. Голова Пархавиэля мгновенно прояснилась, эмоции отхлынули, и он покорно опустился на мешок.
– Ты правильно сказал, мы знаем друг друга давно, очень давно, – начал издалека командир, аккуратно подбирая слова и стараясь случайно не задеть самолюбие бойца, – ты отличный воин, и лучшего командира группы мне не найти. Сегодняшние промахи не в счет, это ерунда. Мне больно и горько убирать тебя из отряда и еще труднее об этом говорить, но пойми… есть не зависящие ни от тебя, ни от меня обстоятельства, вынуждающие на этот жестокий, но единственно верный шаг. Поверь мне на слово и не заставляй ничего объяснять, прими мое решение и смирись с ним!
– Красиво, признаю, – неожиданно произнес Зингершульцо, задумчиво рассматривая одну из догорающих щепок в середине костра.
– Что красиво?!
– Красиво говоришь, Карл, хорошо у столичных научился, да только если красоту и напускное сочувствие из твоих слов убрать, стошнить может. С кем, с кем, а со мной проще изъясняться можно было бы примерно так: «Придраться к тебе, Парх, трудно, так как работу свою исправно выполняешь, но мне ты надоел. Объяснить свои причуды толком не могу и не хочу. Коль в жизни дороги наши еще пересекутся, не плюй в мою сторону слишком сильно! А сейчас бери свои манатки и пшел вон из отряда в… стражи!»
– Заткнись! – грубо оборвал гневную тираду Карл.
Какое-то время оба гнома сидели, насупившись, и молчали. Наконец-то Карл решился открыть хауптмейстеру истинную причину его отстранения.
– Хочешь правды, изволь, но легче тебе не станет. Я вывожу тебя из состава отряда по состоянию здоровья.
– Ага, ишь чего придумал, старый хрыч! – озлобленно процедил сквозь сжатые зубы гном, искренне ненавидя лживые уловки и отговорки, с помощью которых хитрое начальство имеет привычку избавляться от неугодных подчиненных. – И с кем наперегонки побегать или в кулачном бою сойтись, чтобы ты меня «по дряхлости» не выкинул?!
