Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Не дожидаясь ответа, я взяла тарелку с едой, к которой едва притронулась, и отнесла ее на кухню. Кинула все в раковину и поспешила в гостиную. Она была украшена к Рождеству: торжественно возвышалась сверкающая, элегантно декорированная искусственная елка. Когда бабушка была жива, она настаивала на том, чтобы у нас в комнате стояла живая елка, наполняющая ее запахом хвои и теплом. Здесь висели гирлянды из попкорна и глиняные украшения, которые я делала в начальной школе. Но теперь бабушки не было, и наш таунхаус казался похожим не на дом, а на магазин, украшенный к праздникам.
Я побежала наверх, а имя Ксавьера Уилкинсона преследовало меня.
Я пыталась не позволять себе думать о нем. Для него у меня не было даже имени. Он его не заслужил. Имена для людей.
Крест. Вот кем он был. Крестом отмечают какое-то место. Если бы я рисовала себя, он все еще был бы на мне: рост метр шестьдесят сантиметров, длинные, густые, волнистые светлые волосы, голубые глаза, ямочка на левой щеке, которую любила бабушка, и большой черный «X», которым я была перечеркнута. «X» отмечает место, на мне и матрасе, как на пиратской карте. То, что разорили. Разграбили. Изна…
(Мы не думаем об этом слове.)
Я закрыла дверь и бросила покрывало с кровати на пол. Я не спала на кровати с ночи вечеринки. На ней тоже был черный «X». Я и на полу немного спала. Жуткие ночные кошмары регулярно мучили меня, и я просыпалась парализованной. Не могла дышать. Призрачное давление на мой рот, руки на моем горле и тело, вжимающее меня в матрас, давящее меня, пока мне не начинало казаться, что меня погребают заживо.
Завернувшись в обычный серый плед на полу из твердой древесины – Крест испортил красивый бабушки плед, – я лежала на боку, уставившись на стопки книг, наваленные на полу, стоящие на полках, на подоконнике. Когда мне было необходимо сбежать, я бежала на их страницы. Там я могла побыть какое-то время кем-то другим. Прожить другую жизнь.
«Возможно, этот переезд не так плох, – подумала я, проводя пальцем по корешкам. – Новая история».
Рукав задрался, когда я потянулась, чтобы коснуться книг. Я закатала его еще больше и посмотрела на маленькие черные «X», волнистой линией тянущиеся от изгиба локтя до кисти. Словно насекомые. Я потянулась за черным перманентным маркером, который прятала под подушкой, и добавила еще несколько «X».
Крестом отмечается место.
Надежда, что Хармони даст мне что-то лучшее, умерла. Пока я главная героиня, моя ужасная история останется неизменной.
Пока.
Глава первая
Айзек
Я проснулся, дрожа, завернутый в слишком тонкое одеяло. Ледяной свет падал на кровать, не грея.
Чертов трейлер. Живешь словно в треснутой скорлупе.
Я сбросил покрывало и прошелся в жилую часть трейлера. Батя вырубился на диване, а не в своей комнате позади кухни. Пятая бутылка виски Old Crow, пустая, стояла среди банок из-под пива на расшатанном запачканном кофейном столике. Дым все еще вился над пепельницей, переполненной окурками.
Однажды я получу тепло, которого так желаю, в виде пламени от одной из батиных сигарет.
Его храп наполнял трейлер, я подошел к обогревателю. Нам нужно быть осторожными с термостатом – я следил, чтобы он был установлен на восемнадцать градусов, – но в трейлере была дерьмовая изоляция и никакого фундамента. Я помахал рукой перед вентиляционным отверстием. Обогреватель был включен и работал, впустую тратя наши деньги и не помогая. Под нами свистел холодный январский ветер. Я чувствовал его через пол.
За лобовым стеклом под покровом белизны раскинулась свалка. Наша заправка под брендом Wexx сегодня была закрыта. Не то чтобы у нас бывали клиенты. На улице было тихо и спокойно. Метры ржавых машин стояли белыми холмами, чистыми и нетронутыми над сплетением металла. Кладбище.
Весь Хармони казался мне кладбищем, местом, которое тебя похоронило. Но туристам нравилось. Летом они приезжали отовсюду, чтобы покинуть свое время и попасть в США примерно 1950-х годов. Центр Хармони состоял из шести квадратных кварталов с архитектурой викторианской эпохи, цветными фронтонами, одним магазином мороженого и бургеров, музыкальным автоматом и постерами Элвиса и Джерри Ли Льюиса[3] на стенах. Один светофор висел над главной улицей, и у нас был магазинчик мелких товаров по пять и десять центов, в котором продавались сувениры гражданской войны. В зеленых холмистых полях между Хармони и следующим настоящим оплотом цивилизации Брэкстоном была какая-то большая битва. Туристы приезжали сюда ради истории и молочных коктейлей, а затем уезжали. Спасались.
Я глянул на батю. Пятьдесят три года, а выезжал он из Хармони, наверное, дважды. Однажды – в больницу в Индианаполис, когда я родился, и в ту же больницу, когда мама умерла одиннадцать лет назад.
Он был похож на машины, которые мы сдавали в лом, и заправку, на которой он иногда работал, – постарел раньше срока, разорился и пах своим любимым бензином. Он не собирался убираться из Хармони, но я, черт побери, намеревался это сделать.
Когда-нибудь.
Я положил ладонь на холодное оконное стекло. Ледяные щупальца ветра пробирались через трещины по подоконнику. Я все лето копил деньги на окна получше – подрабатывая тут и там для Мартина Форда в Общественном театре Хармони, если не работал на заправке. Когда октябрь проскочил мимо, батя пообещал добраться до магазина технических товаров за новыми окнами. Но я отдал ему деньги, и он потратил их на выпивку.
Вот что приносит доверие.
Батя пошевелился и, моргнув, проснулся.
– Айзек?
– Да, это я. Хочешь завтракать? – я направился на маленькую кухню, дуя на свои замерзшие пальцы.
– Сосиску, – сказал он и зажег полуистлевшую сигарету Winston.
– Сосисок нет, – сказал я, насыпая две миски хлопьев. – Я зайду в магазин по пути домой из школы. Перед сегодняшним вечерним спектаклем.
– Черт возьми, зайдешь.
Он, кряхтя, поднялся с дивана и побрел к стулу и складному картонному столу, который служил нам обеденным. Я сел напротив него и пытался игнорировать, как он, хлюпая, ел хлопья между затяжками сигаретой.
Батя склонился над миской. Вес самой его жизни тянул его вниз. На нем висел груз долгих лет борьбы и бедности, суровых зим, разбитого сердца и алкоголя. Небритые щеки обвисли, мешки под водянистыми глазами. Немытые волосы падали на лоб серой соломой. Я опустил глаза, решив закончить завтрак за десять ложек и выбраться отсюда ко всем чертям.
– А что сегодня вечером? Спектакль? – спросил батя.
– Ага.
– Какой в этот раз?
– «Царь Эдип», – ответил я, слово он не шел уже две недели и мы не репетировали его четыре недели до этого.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
