Наконец, поздно вечером я добралась до своей комнаты и в изнеможении рухнула на кровать. Да, а ведь в таком ритме пройдут все три недели до свадьбы. Оказывается, непростое это дело – замуж выходить.
Тяжело вздохнув, я поднялась и потянулась к привезенным из университета вещам. После того, как однажды на руки горничной из моей сумки вытекло одно очень едкое зелье, я разбираю их только самостоятельно.
И раскладывая одежду по полкам, я, наконец, могла обдумать то, что смутно беспокоило меня весь день. Все дело было в отце. Я несколько раз замечала, как он смотрит на нас с мамой. В его взгляде, кроме привычного тепла, была какая-то непонятная тоска и тревога. И папина улыбка мне казалась немного натянутой. Я очень хорошо знала своего родителя и сейчас прекрасно видела, что он чем-то озабочен, хоть и пытается это скрыть. А ведь повода вроде бы не было. Весь дом охвачен радостной предсвадебной суматохой, судя по рассказам слуг в графстве по-прежнему все благополучно, мама поправляется. Что же его так беспокоит?
И еще, что-то мне показалось неправильным, когда я днем была в маминой спальне. Только вот я не могла вспомнить, что именно. Какая-то неприятная мысль, словно надоедливый комар, зудела на самой границе сознания. Сходить к ней еще раз? А вдруг она уже спит?
Под руку мне попался конспект по лечебным эликсирам, который я вытащила из сумки. Я отрешенно прошлась по нему взглядом, как вдруг меня озарило. Странным мне тогда показался набор маминых лекарств. Почему-то там не было ни противовоспалительного зелья, ни жаропонижающего. Словом, ничего такого, что обычно пьют при воспалении или лихорадке. Зато там было сильное обезболивающее со снотворным эффектом. Мама никогда такого не принимала. Зачем оно тогда ей? Очень интересно…
Я отложила тетрадь и задумчиво нахмурилась. Вот же зацепилась за эти непонятности, и теперь не отпустит, пока не разберусь. Неужели от меня что-то скрывают? Или я просто себя накручиваю? Может это сказывается усталость и волнение? Но что бы это ни было, одно знала точно: пока не разберусь в чем же здесь дело, не успокоюсь.
Можно было бы пойти и попытать родителей, но я решила сначала наведаться к Мортону. Уж он должен знать, если здесь что-то случалось.
К счастью, старый управляющий еще не ложился и открыл мне сразу, как только я постучалась в двери его комнаты.
– Маленькая леди. Что привело вас ко мне в столь поздний час?
– Мы можем поговорить? Мне очень нужно.
– Ну разумеется, Элира, – посторонился мужчина, пропуская меня внутрь. – Проходите.
Я прошла в комнату, села на диван и, только дождавшись, когда Мортон сядет напротив, неуверенно спросила:
– Ты ведь в последнее время надолго из поместья не отлучался, так?
Мужчина кивнул. Тогда я помялась немного, подбирая слова, и стала рассказывать:
– Понимаешь, возможно, я все это и выдумала, но родители ведут себя как-то странно. Мне кажется, у них что-то случилось. Может быть, они не хотят волновать меня перед праздником, но, если я права, то хочу узнать, что именно произошло. Если ты что-то знаешь или даже просто догадываешься, расскажи мне, пожалуйста.
Мортон снял очки, потер переносицу и мрачно вздохнул, подтверждая мои подозрения.
– Я права, ведь так?
– Да, маленькая леди, вы правы. Вы всегда были очень наблюдательны. Ваш отец взял с меня слово, что я буду молчать, но у меня очень нехорошее предчувствие, и поэтому я позволю себе его нарушить.
Я приготовилась слушать. Дворецкий подумал немного и продолжил:
– Дело в том, Элира, что у леди Элании не было никакого воспаления легких. Вашу мать поразила черная хмарь.
Я почувствовала себя так, словно на меня вылили ведро ледяной воды. Что угодно, только не это. Черной хмарью в народе называли одну очень редкую и неизлечимую болезнь. “Да чтоб тебя черная хмарь прихватила” – такое могли пожелать только смертельному врагу. И не удивительно. Никто не знал, что ее вызывает, поразить она могла абсолютно любого, вне зависимости от возраста, достатка и социального статуса. Заболевший ею человек однажды вдруг резко слабел, его начитала мучить сильная боль, а тело становилось словно обсыпанным какой-то темной пудрой. Именно по этой характерной сыпи болезнь окрестили “черной хмарью”. Человек умирал примерно в течение недели, и все, что для него могли сделать целители – это облегчить его муки.
– Так вот откуда снотворное, – прошептала я изумленно. – Но почему мне никто ничего не сообщил? Папа сказал мне, что она просто сильно простудилась, но скоро поправится.
– Так решила ваша мать. Леди Элания не хотела, чтобы вы видели ее страдания.
– И вы послушались? Как же вы могли?
Мортон только виновато склонил голову и ничего не ответил. Меня затрясло. Мама умирала, а, ничего не зная, сидела в столице и даже не удосужилась семью навестить. А ведь должна была наплевать на все и приехать.
– Как это случилось?
– Совершенно внезапно. Ничто не предвещало беды, просто однажды утром графиня не сумела встать с постели, почувствовав сильную слабость. Мы думали, что это не страшно, что ей просто нужно отдохнуть и все обойдется. Но на следующий день заметили сыпь, ту самую сыпь, которая показывает, что человек обречен.
– Но подождите… – я нервно прижала руки к щекам, пытаясь собраться с мыслями, – ведь мама здорова, я не заметила у нее никаких симптомов. Вы все, наверное, ошиблись…
– Не ошиблись, Элира, – тихо сказал мужчина, – целитель подтвердил диагноз. И, как ни странно, то, что сейчас она здорова, он тоже подтвердил.
– Что за целитель? Может быть это был неумеха какой-то, – попыталась я найти хоть какое-то объяснение.
– У нас нет причин не доверять семейному доктору, которого мы знаем уже больше сорока лет, – развеял мои надежды управляющий.
– Но как же так. Это невозможно. – Ситуация просто не укладывалась у меня в голове.
– Это как раз меня больше всего и беспокоит, – вздохнул Мортон. – Дело в том, что когда стало ясно, что леди Элании осталось жить всего несколько дней, ваш отец куда-то уехал. Один, среди ночи, никому ничего не сказав. Мы даже заподозрили, что его сиятельство, помешавшись от горя, решился свести счеты с жизнью.
Я тихо ахнула. Меня затопило чувство вины за то, что, поддавшись на уговоры отца, я осталась в университете. Ведь им так нужна была моя поддержка. Мортон тем временем продолжил:
– Но через два дня он вернулся. Тоже под ночь, растрепанный и измучанный, словно все это время не спал и не ел, а скакал на лошади без остановки. Он заперся в спальне, где лежала леди, а на утро оказалось, что страшная болезнь отступила.
Я бессильно упала на спинку дивана и закрыла глаза.
– Но так не бывает, ведь черная хмарь неизлечима, – прошептала я.
– Вот именно, леди Элира, вот именно, – кивнул управляющий. – Мне ваш отец сказал, что нашел какого-то целителя-экспериментатора в столице, но я ему не верю. Слуги поклялись молчать об этом, чтобы не портить вам праздник, но мне тревожно. И я знаю, что вы бы предпочли знать самую страшную правду, нежели красивую ложь. Не представляю даже, что он сотворил, но почему-то мне кажется, что его поступок может иметь нехорошие последствия. Для него или для всех нас.
