Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– Да ладно тебе, вот, блин, убивается! Свалил сожитель, движимое имущество с собой прихватил, с кем не бывает! Тоже мне невеста без места! Не бери в голову, бери в... – и конец соленой поговорки прошептала Вере на ухо. Остра на язык и мудра была Ирка, хотя и не оканчивала филологического факультета университета, а лишь два курса института механизации сельского хозяйства! С ней вот никогда бы такого не случилось, хотя жила она с Таширом, тот, конечно, под горячую руку мог ей глаз подбить, но любил, и подарки дарил, и обеспечивал! Иришка могла бы и вовсе не работать, но продолжала торговать из любви к искусству. Да в таком павильончике что б не работать! Новехонький, деревянный, украшен красными бумажными зонтиками, и продается там не селедка, не прищепки, а благородный напиток – чай. Отличный чай в красивых банках, и развесной, дорогой, и заварочный, и чайники в китайских иероглифах, и чашечки, и миниатюрные слитки тростникового сахара, похожие на серые опалы... Ирка в красном кимоно с золотым драконом во всю спину блестящей лопаткой насыпает в пакетики душистые чайные смеси. И открываются они не с раннего утра, а с десяти часов, и покупатели часто подходят, помногу берут. На Руси никто еще чаем не подавился, верно подмечено!
– Вероник, ты что припозднилась? – крикнула соседка Тамара Тимофеевна, старая ехидна, торгующая напротив пакетами полиэтиленовыми. – Проспала, что ль? Так ночью спать надо, а не чем другим заниматься!
– Ага, как же, – пробормотала Вера себе под нос. Тихонько, чтобы Тамара Тимофеевна не услышала. Хоть и кикимора она, а плохо быть с соседкой в ссоре. Поэтому огрызнулась тихонько, громко же произнесла с льстивым смешком:
– Проспала, Тамара Тимофеевна! Ну ничего, завтра выходной, отосплюсь!
– Дело молодое, – согласилась соседка. Хрупкий мир был восстановлен, а лоток установлен. Начался рабочий день!
Вопреки мрачным предчувствиям оказалось не так уж холодно. Вероника даже куртку расстегнула, сдвинула ушанку на затылок, зарозовелась. Торговля пошла бойко, народ уже начал покупать-запасать подарки к празднику. Какая-то девушка выбрала себе полный набор штуковин для ванной – мыльницу, щетку, стакан, дозатор, еще какую-то дребедень. Все прозрачное, внутри плещется синий гель и плавают желтые уточки. Красота какая! Вера ловко поймала за шиворот черномазого мальчишку, который стянул и в рукав спрятал набор крючков для полотенец. Веселые были крючки, резвились на них толстенькие русалки, и Вероника отобрала набор у мальчишки.
– Зачем он тебе, скажи на милость? А? На вот апельсин! Иди отсюда!
Но цыганенок не взял апельсина, только взглянул косо, зло, как укусил. И убежал. Красивый, яркий, солнечный плод остался лежать в ладони Вероники, обжигая ее оранжевым светом. На душе стало как-то кисло и горьковато.
Глава 2
Раньше все было по-другому. Большая квартира – та самая, в которой Вероника живет сейчас одна, даже уже без Данилы, выглядела иначе, потому что – Дом. Главная в доме – разумеется, мама. Худая, высокая, с копной пепельных волос, умная, насмешливая. Вера Ивановна Солодкова, профессор русской литературы, предмет обожания студенток и дочерей. В ее комнате всегда царил беспорядок, состоявший из книг, нот, рукописей, пепельниц, чашек, косметики – но главным образом все-таки книг. А еще ветер, и пепел, и непременно розы в высоком стакане. Мама танцевала вальсы и плавала, как рыба. Ветер, пепел, розы, вальс, вода – в этом была вся мама, и все ею восхищались.
Отец. Он зарабатывал деньги, покупал разные бесполезные вещи – например, шкаф в прихожую, или золотые браслеты всем «своим дамам», как он галантно называл маму и двух дочек – старшую Веронику, младшую Викторию. И сам он тоже как шкаф в прихожей – большой, темный, вроде бы необходимый, но ужасно скучный.
И были две девочки – Вера-Вероника и Вика. Погодки. Обе хохотушки, круглолицые, кудрявые. Повзрослев, стали совсем разными. Вика выправилась в длинноногую роковую красавицу, Вера осталась миниатюрной, округлой, умилительной, как плюшевый медведик. У Вики куча поклонников, зато у Веры – подружки, и акварель, и латиноамериканские танцы, и таксик Гекельберри, сокращенно – Гек. Таксика завела мама, но хозяйкой он признавал Веронику.
Над всеми царил Предок. Предок был портретом на стене. В детстве девчонки его очень боялись, потому что он смотрел. Куда ни пойдешь, где ни сядешь, портрет на тебя смотрит. Еще предок жил в толстых коричневых книгах на полке. Книг было восемь, назывались они «Собрание сочинений», и на переплете была мамина фамилия. Предка звали Солодков Федор Ильич, и все эти книги он сам написал, давным-давно. Читать их было неинтересно, но удобно. Слева написано, кто говорит, а справа – что говорит. Называется «пьеса». Пьесы были странные, люди в них много и тяжело работали, проклинали свою судьбу и все собирались подниматься на какую-то борьбу. Мама говорила, раньше пьесы Солодкова ставили в театрах, но теперь времена не те. Иногда по телевизору все-таки показывали фильмы по пьесам Предка, и фильмы тоже были унылые и безнадежные, черно-белые. Федор Ильич был маминым прадедом, но каким-то неправильным прадедом, братом ее родной прабабушки. О прабабушке Полине Ильиничне почти никто ничего не помнил, а вот Предок-писатель был известен некогда всему миру, и сейчас еще отголоски его прошлого соцреалистического торжества доносились до потомков. В его честь сохранили фамилию мама и бабушка, но на Вере и Вике династия окончилась. Они носили фамилию отца – Мурашовы.
Все изменилось, когда Вероника была на четвертом, Вика – на третьем курсе. Лето выдалось жарким, над городом плыло струящееся марево, и казалось, что таял асфальт. Невозможно было заниматься, готовиться к сессии, поэтому девочки расположились в мамином кабинете – единственном помещении с кондиционером. Мама проснулась в особо бодром и деятельном настроении, вдохновенно крутилась перед зеркалом, надела легкое белое платье, шляпку из итальянской соломки с зелеными розами, взяла зеленую сумочку и ушла. Ушла в университет проводить консультацию, обещала на обратном пути заскочить на базар, купить всегда прохладной сочной черешни, так что ее возвращения ждали с нетерпением. Она все не шла, не шла, мучительно вязли извилины в старославянских письменах. Наконец хлопнула дверь, но привычных быстрых шагов не послышалось.
– Мама? – Вероника первая почувствовала неладное, высунулась в коридор, невыносимо душный после кондиционированной комнаты. – Мам, ты что?
Вера Ивановна сидела на корточках, привалясь спиной к двери.
– Мне что-то нехорошо, – произнесла она с усилием. – Как вышла из аудитории, в глазах потемнело, в голову вступило... Девчонки, я и черешни вам не купила...
– Черешня – ерунда, – стараясь, чтобы голос прозвучал беззаботно, заметила Вероника. – Викусь, ты что сидишь? Не видишь – мама совсем обессилела? Давай-ка проводим ее до комнаты!
Но даже там, в прохладе, на старой, уютной кушетке маме легче не стало.
– Верунь, может, «Скорую»? – Вика тоже растерялась, да и испугалась здорово.
– Это мысль. Давай набирай. Мам, может, воды?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
