— Может, всё же впустишь, и мы спокойно с тобой поговорим?
— Ну, входи, коль пришёл, — отодвигаюсь, пропуская его в квартиру.
Мужчина, не разуваясь, проходит внутрь, двигаясь по направлению к кухне. На миг замираю, вспоминая, что именно там творится, но потом отбрасываю эти мысли. Мне всё равно, что он подумает и скажет. Его жена Тата, а не я.
Бергер останавливается на пороге, а я проскальзываю мышкой мимо него. Нужно собрать осколки от разбитой чашки на полу. Мужчина молчит, как и я. И это раздражает. Если пришёл разговаривать — говори, если нет, то покинь эту квартиру. Желательно раз и навсегда.
Приседаю на корточки возле фарфоровых осколков и собираю их в руку, никак не замечая Яна.
— Ты что творишь? — слышу над собой грубый голос, но не вздрагиваю.
Я привыкла собирать разбитую посуду в ладонь, а уже мелкие детали сметать веником.
— Что здесь вообще произошло? — спрашивает, но я молчу, продолжая заниматься своим делом. Его это никак не касается.
Но моё молчание расценивают по-другому. Резко и больно меня хватают за руку, именно ту, куда собирала разбитую чашку, отчего осколки рассыпаются вновь на пол, а меня саму притягивают к мужскому телу.
Хмурюсь, смотря вниз, а потом поднимаю разъярённый взгляд на человека, что всё больше начинает меня раздражать.
— Какого чёрта ты творишь, Бергер? — взрываюсь. Меня этот человек бесит, и его нахождение в моей квартире мне ненавистно.
— Это ты что творишь, дура? — злой голос грохочет на всю кухню, но я ни капельки не боюсь, а смотрю на него в упор, чтобы он понял, как я его ненавижу.
— Вас моя жизнь никак не касается, — вырываю руку, хоть и чувствую боль от того, насколько сильно пальцы Бергера сжимали кожу.
Останутся синяки, но мне всё равно. Одной раной больше, одной меньше. Невелика беда.
— Вы пришли, кажется, поговорить, так давайте валяйте. А если нет — убирайтесь, — шиплю.
Смотрит пристально прямо в глаза, не отводя взгляда. Ничего ты там не отыщешь господин Бергер. Лучшей подруге, которая роднее всех для меня, я не показываю, что творится у меня внутри, и вам не позволю.
Хмыкает, вновь засунув руки в карманы брюк.
— Мы с Татой хотим, чтобы ты стала для нас суррогатной матерью, — его слова вышибают из лёгких воздух, выворачивая всю меня наизнанку.
Стою, как громом поражённая, не смея сделать и шагу.
— Что…? Ты, видимо, шутишь? — мой голос охрип от шока.
— Нет, Тея, — качает головой Бергер, подтверждая, что это никакая не шутка. — Я говорю это на полном серьёзе. Мы хотим этого с Татой.
— Нет, — отвечаю твёрдо, делая шаг назад, наступая босыми ногами на осколки, но не чувствую боли, желая оказаться подальше от этого человека.
— Да, — шагает на меня Ян. Под его ногами слышу хруст осколков всё того же фарфора, он наступает на них дорогими, начищенными до блеска туфлями, становясь ко мне вплотную. Грубо хватает пальцами за подбородок, не давая мне вырваться, вынуждая поднять на него взгляд. — Ты будешь делать так, как я сказал.
— Ненавижу тебя, — цежу сквозь зубы.
Никому не понять, что творится у меня в душе, да и никто не знает. Разве они знают, что случилось со мной десять лет назад? Нет. Никто. Это мой груз. Поэтому только я буду нести его на своих плечах.
— Пускай тебе сама Тата родит, а я не собираюсь, — вырываюсь.
— Она не хочет, — говорит.
— Мне всё равно, — отвечаю, не давая ему продолжить.
Моя сестра всегда думала только лишь о себе, в отличие от меня. И именно она подбила меня на ту историю десять лет назад, из-за которой я первый раз разбилась мёртвой птицей. Сейчас же я не собираюсь потакать её капризам и рожать для неё, когда она сама может, но не хочет.
Это не мои проблемы. Не хочет, пускай возьмут из детдома — сделает благородное дело. Не хочет из приюта — пускай найдут другую суррогатную мать. А я не собираюсь в этом участвовать.
— Я не собираюсь для вас становиться инкубатором, к тому же я не смогу, — знаю, потому что пробовала. Всё безрезультатно. Плод не приживается.
Я навсегда останусь бракованной, как сказал Мамаев, неспособной зачать и выносить драгоценное сокровище, как бы мне этого ни хотелось. Но об этом никто не должен знать. Никто.
Это лишь мой груз. Мой.
Глава 3
Тея
Неожиданно и резко, так что не успеваю ничего понять, Ян хватает одной рукой меня за футболку, крепко держа, не позволяя вырваться, притягивает к себе. Наши лица сталкиваются почти вплотную. Нос к носу. Мои губы в миллиметре от его. Вздрагиваю. Через мгновение его губы накрывают мои.
От шока застываю, не могу пошевелиться. Но в следующую секунду отталкиваюсь ладонями, положив их на сильную грудь Бергера.
Что он творит…?
Вторая его рука обхватывает мою талию, просто вдавливая в себя. Вырываюсь, бью кулачками по его телу, попадаю, куда приходится. Но всё безрезультатно. Он слишком сильный. Не позволяет вырваться из его стальной хватки.
Ладонью ведёт вверх по спине, захватывает шею, слегка сжимает. Языком раскрывает мои губы и проникает в рот, хозяйничая там, как единственный собственник, который имеет право на это. Мычу, пытаюсь укусить. Рука Яна зарывается в мои рассыпанные по плечам волосы, захватывая их на затылке.
Поцелуй настолько сумасшедший, что я не заметила, как начала отвечать мужу сестры, цепляясь за широкие плечи, не желая его отпускать.
Что со мной происходит? Почему я вдруг прижимаюсь к мужу сестры? Почему отвечаю на его ураганный поцелуй, что сбил меня с ног так неожиданно?
Почему…?
Но все вопросы исчезают, когда Ян подхватывает меня под бёдра, отчего вцепляюсь в него ещё сильнее, чтобы не упасть. Разворачивается и усаживает на широкий обеденный стол, не прерывая поцелуя. Его руки, не теряя ни минуты, тут же забираются под футболку, большие сильные ладони исследуют кожу.
Отвечаю на поцелуй, вспоминая, как это, когда Ян Бергер целует, ласкает. Как его шершавые ладони оглаживают мою кожу, исследуя каждый миллиметр моего тела.
Десять лет я не была в его объятиях. В объятиях зверя, который приучил меня, подарил ласку, нежность, но вместе с тем и безудержную страсть, сметающую всё на своём пути. Не понимаю, что творю. Мозг отключился. Не реагирует на то, что это неправильно. Он муж сестры-близняшки, которая имеет на него больше прав, чем я. А я замужем, хоть это и временное явление, стоит только дойти до загса и подать заявление на расторжение брака.
Мы не можем. Не должны. К тому же он не помнит, не знает, что тогда, десять лет назад, именно меня он лишил девственности. У меня он был первым, а не у Таты. Мне бы оттолкнуть — но не могу. Не хватает сил.
