А я медленно сполз на пол по стене камеры – потому что меня колотил сильнейший озноб. Потому что я только что пару секунд стоял лицом к лицу с живым мертвецом. Это было невозможно, казалось немыслимым в моей реальности, но человек, у которого кожа походила на старый потрескавшийся пергамент и у которого отсутствовала бо́льшая часть носа, а на месте одного из глаз находилась черная запавшая глазница, – живым быть никак не мог!
А вслед за этим случилось открытие, которое и вовсе повергло меня в ступор. Я – был не я! Я, пребывая в сознании и (предположительно) здравом уме, находился в совершенно чужом теле! Руки были точно не мои. Руки программиста – тонкий инструмент, мозолей на них не бывает по определению, разве что от мышки компьютерной. А имеющиеся в наличии руки были не в пример более грубы и грязны, особенно под ногтями.
Зато, в отличие от моих узловатых инженерных пальцев, у этого тела пальцы были гораздо более гибкие, тонкие и изящные – то ли аристократические, то ли воровские. Тело было тоже не мое – более стройное, худощавое и очевидно более молодое. Волосы – густые, волнистые, насыщенного каштанового цвета, не стрижены давно, аж до плеч отросли. Усы имеются в наличии и борода клинышком – хозяин ее старательно отращивал. Ну-ка, посмотрим, что у нас там имеется дальше… ниже. М-м, это уже точно не мое…
В этот момент я на почве череды нервных потрясений, похоже, отключился ненадолго. Но вновь пришел в себя, когда из коридора опять донеслось шарканье. Что-то брякнуло о решетку, и в щель под нею просунулась сначала алюминиевая тарелка с запакованным в слюдяную пленку серым брикетом, а потом – алюминиевая приплюснутая фляга в брезентовом чехле, емкостью примерно литр, явно не пустая.
«Технология явно военная. Но сколько же лет минуло с той войны?» – подумал я, удивленно рассматривая поясной чехол от фляги. По идее, брезент – это материал редкостно прочный, почти вечный. Сколько же должно было пройти лет, чтобы брезент закаменел?
В накладном кармашке фляги обнаружились таблетки. Белые диски с оттиском капли в круге были запакованы в рассыпающийся от прикосновения целлулоид. Диаметром таблетки идеально совпадали по размеру с горловиной фляги и, скорее всего, предназначались для дезинфекции воды. Сама по себе вода во фляге на вкус была затхлой и с характерным привкусом металла – так что я рискнул запустить туда таблетку. Она растворилась внутри с характерным шипением – видимо, срок годности этих таблеток был практически бесконечным. Пить образовавшуюся мутную белесую взвесь было противно, но выбирать не приходилось.
Окаменевший брикет по виду походил на пропущенный через терку и спрессованный серый пластик. После того как я, отчаявшись отгрызть от ископаемого продукта хотя бы кусочек, решил размочить его водой в тарелке – брикет разбух, увеличился объемом вдвое и оказался дальним родственником быстрорастворимым макаронам. По вкусу этот субпродукт напоминал вареные опилки, но зато голод утолил совершенно – разбухнув в желудке еще как минимум вдвое. Видимо, тоже что-то армейское на местный лад – простая и дешевая еда без срока годности, для рядового состава. Сначала фиг прожуешь, потом – хрен переваришь.
«Не на Земле я – зуб даю. У нас такое извращение точно не производят! – оформилась наконец шальная мысль. – И я более чем уверен, что у нас ни в одной армии мира покойники в штатном расписании не состоят. И вообще все это очень странно выглядит. Уж не тронулся ли я, часом?»
Затолкав обратно в щель под дверью пустую посуду, я вскоре услышал знакомое шарканье: зомби-тюремщик забрал посуду и взамен протолкнул под решетку алюминиевую кастрюльку с крышкой. Назначение ее тоже вроде бы было понятно по функциональному назначению, поскольку в самой камере отхожего места не наблюдалось. Да и после такой убойной еды емкость пригодится наверняка, и как бы даже маловата не оказалась.
В этот раз я, осмелев, приблизил лицо к самой решетке и разглядел уходящего мертвеца сзади – мундир на его спине разошелся по швам, сквозь которые виднелись белые ребра. Также стала понятна причина такого жуткого шарканья – покойник протер каблуки на башмаках до костей, и теперь оттуда торчали голые костяные пятки.
«Сколько же лет надо было так бродить, чтобы башмаки о бетон истерлись насквозь? – подумалось мне. – Год от года, век от века мертвый надзиратель проверяет камеры, в которых уже давным-давно никого нет. Но если сиделец все же появляется – надзиратель делает то же, что делал и при жизни: кормит арестанта, выносит его испражнения и, самое главное, – не дает сбежать. А что – удобно в каком-то смысле. Работа выполняется, и платить за нее не надо – мертвецу деньги ни к чему».
Присев на уже облюбованном пятачке на останки развалившегося матраца и поджав под себя окоченевшие босые ноги, я задумался: как же все это со мной случилось? Как я одномоментно смог оказаться не просто в другом мире, но в мире с принципиально иным мироустройством? Причем в теле обитателя какой-то сельской местности – не то крестьянина, не то лесного разбойника. Мысли мои вновь и вновь воспроизводили хронику злополучного дня, пытаясь уловить хоть какую-то логику.
Утром я, как обычно, пришел на работу. Немного опоздал – бывает и такое, благо никто с таймером над душой не стоит. Лишь бы задания руководства были выполнены, отчеты сделаны, а работы произведены вовремя. Нас в техническом отделе несколько человек. Штат невеликий, все знают друг про друга, кто чем занимается, поскольку и подменять иногда приходится: людям свойственно болеть и ходить в отпуска.
Наш сисадмин Сашка Ерохин в тот момент как раз и пребывал в отпуске – грел свое бледное пузо где-то в Турции, бессовестно игнорируя входящие звонки. И надо же было так случиться, что на второй неделе его отсутствия накрылась сеть в одном из районных офисов. Там и народу-то полтора человека: тетушка лет сорока и ее дочка на полставки. Обе не шибко грамотны в общении с компьютером, ничего внятного сказать не могут, но жалобами своими всех достали, до кого дозвониться смогли.
Мой начальник, Арсений Петрович, терпел это дело день, терпел другой. А на третий – вытряс у шефа его служебную «Камри» с водителем и отправил меня в район, в качестве «скорой технической помощи». Директор Арам Эммануилович расщедрился не просто так – армяне вообще ничего и никогда просто так не делают. Накануне у племянника шефа заглючил ноут, и бесправным холопам «барона Арама» вновь пришлось выполнять феодальную повинность.
В то утро Петрович был какой-то сам не свой, когда от шефа пришел. А когда мне командировочный лист выписывал, то пробурчал что-то типа: «Там такие, брат, дела – финита ля комедия… Похоже, в последний раз едешь».
Я тогда торопился, не успел спросить, что к чему. Да и не придал его словам особого значения. Племянник шефа жил в какой-то облезлой хибаре в частном секторе и по-русски говорил плохо – чаще по-английски что-то лопотал. А уж добиться от него внятных объяснений на предмет поломки оказалось и вовсе невозможно. Я подключил свой ноутбук и провел диагностику клиентского ноута. Операционка запускалась нормально, все оборудование распознавалось, но при включенном модеме устройство не подключалось к сети и не видело ни одно беспроводное соединение. А мой ноут, соответственно, не видел его сигнал. В общем, надо было долго разбираться, что к чему. А времени у меня уже не оставалось, в районный офис нужно было добраться еще до обеда.
