Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
— Мукул Пракашевич? — переспросил Пряников. — Он индус?
— Самый натуральный, — подтвердил Кирилл. — Приехал учиться, женился на москвичке, сменил гражданство. У индусов, чтоб ты знал, все зависит от касты. Брамины и кшатрии возвращаются домой, а представители низших каст норовят остаться на чужбине, где им никто не будет колоть глаза их низким статусом. Мукул из какой-то самой низшей касты, чуть ли не из неприкасаемых, на которых браминам даже смотреть западло, не говоря о большем. Здесь ему куда лучше, чем дома — доцент, завотделением, уважаемый человек, жена в мэрии работает. Он вообще-то хороший мужик, но очень вспыльчивый. Впрочем, достается от него преимущественно сотрудникам, к студентам и ординаторам Мукул относится по-человечески.
— А все остальные — не по-человечески? — уточнил Пряников.
— Поживешь — увидишь, — ушел от прямого ответа Кирилл. — Не стану окончательно разбивать твои иллюзии, а то ты меня, чего доброго, возненавидишь. Да и бесполезно все это. Человек ничего не понимает, пока его жизнь носом в лужу не ткнет… Ну так что, сваливаем на посиделки? Какую палату тебе дали узнаешь завтра утром, во время обхода заведующего. А вводную лекцию я тебе в баре прочту. Кстати, весьма вероятно, что к нам присоединится Нарендра Кумар Чопра, ординатор второго года. В общении с ним ты невероятно подтянешь свой инглиш, а заодно и русиш. Лично я такого знатока матерщины больше не встречал…
— Я бы с огромной радостью, но не могу, — Пряников по-восточному прижал к груди обе ладони. — Может в другой раз? Или, хотя бы, вечером? Мне в четыре часа надо по поводу общежития переговорить, а потом я буду свободен. Скажи мне свой номер, я позвоню, как освобожусь.
Вместо ответа Кирилл протянул Пряникову визитную карточку. На плотной шершавой бумаге золотыми завитушечными буквами было написано «Жужель Кирилл Викторович, эсквайр». Далее шли два телефонных номера, мобильный и домашний, адрес электронной почты и скайповский логин.
— Ты что — англичанин? — спросил Пряников, всматриваясь в лицо собеседника.
Кирилл был скорее похож на скандинава, чем на англичанина. Узкое лицо, прямой нос, который чуточку не дорос до того, чтобы называться длинным, пронзительно голубые глаза, высокие скулы, твердый, немного тяжеловатый подбородок.
— Чистокровный русак, — улыбнулся Кирилл, — Рязань косопузая. «Эсквайр» — это дразнилка для папаши. Когда я напечатал себе визитки только с именем и координатами, папаша сказал, что одно лишь имя — это слишком мало для визитной карточки. Намекнул мне, что я пока еще никто. Старик у меня вообще-то ничего, немного отсталый, правда, но иногда его пробивает на поучения и назидания. Я психанул, выбросил старые визитки и напечатал новые, с эсквайром. Когда меня спрашивают, что это такое, я делаю умное лицо и отвечаю: «Ну, это пониже президента, но гораздо выше премьер-министра». Дураки впечатляются, а мне весело. Я вообще весельчак, если ты успел заметить.
Пряникову пришлось написать свой телефонный номер на листочке, вырванном из блокнота. «Завтра же закажу визитки», мысленно пообещал себе он и практически сразу же забыл об этом обещании.
Взяв листочек, Кирилл сразу же вбил номер Пряникова в свой телефон.
— Это чтобы ответить на звонок, — пояснил он. — Не знаю, как у вас, а у нас в Москве незнакомым абонентам отвечать не принято. Рекламщики и аферисты всех конкретно задолбали. Ладно, звони, Пряник, не пропадай. И постарайся уже сегодня избавиться от всех своих иллюзий. Так будет лучше, поверь мне. Чем короче кризис, тем меньше последствий.
— Я сам разберусь от чего мне избавляться, а от чего — нет, ладно? — сказал Пряников, вежливо и, одновременно, твердо. — Такой уж у меня недостаток — привык своим умом жить.
— Я думал, что ты чудик, а ты, оказывается, Железный Пряник! — хмыкнул Кирилл. — Молодец, уважаю.
— Тульские пряники — они такие, — в тон ему ответил Пряников. — Хочешь зубы об них ломай, хочешь — гвозди ими заколачивай.
Далеко не всегда фамилия подходит человеку, но Пряникову в этом смысле повезло. Его лицо походило на пряник, только не на прямоугольный тульский, а на классический круглый. Пухлые щеки, глазки-пуговки, курносый нос, ямочки на щеках, пухлые губы то и дело растягиваются в улыбке. И вообще весь он был какой-то уютный, словно сытый кот.
«На вид — котик няшный, а на деле — тиранозавр саблезубый» скажет о Пряникове доцент Сторошкевич.
Но до этого еще далеко. Почти девять месяцев — целая вечность. И вообще саблезубых тиранозавров никогда не существовало. Это всего лишь порождение болезненной фантазии одинокой женщины, до предела измученной своей женской невостребованностью.
Глава вторая. Страдания юного Пряникова
«There's too many women and not enough wine Too many poets and not enough rhyme Too many glasses and not enough time Draw your own conclusions»[3]
Procol Harum, «Твой собственный выбор» Отец напирал на разум, а мать — на чувства. Как и положено.
— Если хочешь покорять столицу, так покоряй ее после ординатуры, а еще лучше — после аспирантуры! — талдычил отец. — Перед кандидатом наук открыты все двери! Ну, или, почти все. Но ординатуру лучше пройти дома, где тебя все знают, и ты знаешь всех. Если ты хочешь самостоятельной жизни, так мы не против. У тебя есть бабушкина квартира. Переезжай — и живи себе на свободе, хотя мы с матерью твою свободу и так никогда не ограничивали…
Это была правда. В девятом классе родители поставили сыну одно условие — мы должны знать, когда ты собираешься прийти домой. Все остальное несущественно. Хоть неделю зависай у друзей на даче, только предупреди, что будешь в такой-то час такого-то дня. И еще было одно предложение (не условие): если тебе нужны деньги, то скажи нам, а не занимай на стороне и, Боже упаси, не пытайся заработать каким-то нечестным путем.
— Ну как же ты будешь жить там без нас? — с надрывом спрашивала мать. — А как мы будем без тебя? И главное — зачем все это? Дался тебе твой РУДС, будь он трижды неладен! Все равно же придется возвращаться в Тулу, ординатура-то целевая!
— И я пальцем о палец не ударю для того, чтобы освободить тебя от отработки! — добавлял отец. — Три года отдашь, как положено по договору!
— И зачем тебе вообще нужна эта московская ординатура? — повторяла мать. — Ты будешь там мучиться, мы здесь будем по тебе скучать… А об Алене ты подумал? Мне казалось, что у вас все серьезно.
Алена была единственным человеком, который понимал Сашу. И это при том, что к медицине она не имела никакого отношения. Впрочем, нет. Журналисты ко всему имеют отношение, такая уж разносторонняя у них специальность. Сегодня пишешь о летчиках, завтра — о серийном убийце, послезавтра — о врачах…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
