– Тут дело не в том, уйдет оно или останется, – объяснила Джилли. – Понимаешь, это ведь часть тебя. Так тебе будет проще говорить об этом. Знаешь, вроде нашего тайного кода.
Коды Джилли любила почти так же сильно, как тайны, и Софи после долгих разговоров на эту тему сдалась. Она выбрала имя Джинкс, звучавшее довольно приятно и в то же время напоминавшее об опасности*.[1]И вправду оказалось проще, хотя бы в кругу своих. Когда речь заходила о том, что Софи не стоит доверять какие-либо механизмы, достаточно было сказать «Джинкс».
Однако, наделив неприятность именем и личностью, Софи так и не научилась с ней справляться и в таких случаях, как сейчас, продолжала нервничать. Конечно, она не только не прикасалась, но старалась даже близко не подходить к приспособлениям, поддерживавшим жизнь подруги. Вот разве что кнопка вызова… Неужто и она зашалила? Или просто сиделка занята в другой палате отделения интенсивной терапии? Софи уже решилась попробовать еще раз, когда в палату торопливо вошел медбрат.
– Простите, – сказал он. – Я задержался, потому что у другого пациента разладилась система вентиляции, а здесь, судя по монитору, все спокойно.
«Джилли порадуется, когда увидит, кто за ней ухаживает», – решила Софи, впервые увидев этого парня. Дэниель был красив, как доктор из мыльной оперы: высокий, темноволосый, с легкой улыбкой и мягким взглядом. Если уж пришлось заболеть, неплохо получить в сиделки сказочного принца.
– Вы меня вызывали? – спросил он.
На Софи он не смотрел: его взгляд пробежал по экранам приборов и остановился на изуродованном синяком лице Джилли. Парень явно был озабочен, и Софи поспешила успокоить его, объяснив, что случилось.
– Она не бредила? – спросил медбрат.
Софи невольно усмехнулась. Имея дело с Джилли, трудно ответить на такой вопрос. Она все же кивнула:
– Немножко путалась, но меня узнала сразу и поняла, что находится в больнице. Только до нее, кажется, не доходит, что она пострадала.
– В таких случаях это обычное дело, – ответил Дэниель. – Бывает некоторая дезориентация, иногда даже амнезия, но, как правило, все быстро проходит. Вызову врача, чтобы тот ее посмотрел.
И он снова исчез.
Софи повернулась к подруге. Какая она сейчас хрупкая: лежит, как сломанная кукла. Ее бесхитростное лицо уже не кажется таким обмякшим, как в коме. Теперь она просто спит. Но все равно сердце разрывается, как подумаешь, что с ней сделали и сколько еще труда предстоит Джилли, чтобы снова стать собой. Они с ней как сестры. Даже роста одинакового, обе тоненькие, только Софи в груди попышнее. И волосы у нее каштановые и лежат кудряшками, а тугие колечки на голове Джилли капельку темнее. Венди сравнивала живое смышленое личико Джилли с лицами фей на картинах Рэкхема*,[2]а более мягкие черты Софи вызывали в памяти прерафаэлитские портреты. Но посторонние часто путали Джилли и Софи, а когда их поправишь, ссылались на чуть ли не фамильное сходство.
Венди, третья в их крошечном содружестве «маленьких свирепых женщин», как называла их Джилли. Светловолосая, так что ее легче было отличить, но с такой же фигурой и такая же кучерявая. По крови они не родня, но все равно сестры. Вступали в их содружество и другие, становясь близкими и любимыми, спорить нечего, но они трое были ядром, корнем, из которого вырастали и расцветали остальные связи.
Привстав с краешка кровати, Софи наклонилась и тихонько коснулась губами лба Джилли, а потом вышла из палаты, чтобы позвонить.
– О господи, наконец-то, – вздохнула Венди. – Лучший рождественский подарок на свете.
Софи рассмеялась:
– А между тем еще и лето не началось.
Радость Венди передавалась ей даже по телефонному проводу. Ничего удивительного. У нее самой точно гора с плеч свалилась, и хотелось смеяться без особых причин. Даже телефон сегодня вел себя пристойно: позволил поговорить с Венди, не предлагая взамен незнакомых людей из Японии или Германии.
– Я еду, – сказала Венди.
– Она спит, – предупредила ее Софи.
– Ну и пусть спит. Я так беспокоилась!
Это Софи понимала. Никто из них даже думать себе не позволял, что Джилли не выкарабкается, но в подсознании мысль все-таки маячила. Жить без Джилли – это и представить себе было невозможно, однако, как кто-то когда-то сказал, только в сказках все кончается хорошо, а у жизни свой распорядок, и планы людей в нем не учитываются.
– Я еще кое-кому позвоню, – сказала Софи. – А ты не могла бы прежде, чем выедешь, сообщить Кристи и, пожалуй, Сью? А я позвоню профессору и остальным.
– Не забудь о Лу.
– Не забуду.
– И об Анжеле, и…
– Венди!
– Ладно, ладно. Звоню и сразу еду.
Вешая трубку, Софи улыбалась. Скормила телефону еще один четвертак и набрала следующий номер из списка.
«Будь умницей, телефон, – думала она. – Не доставляй мне сегодня хлопот».
В кои-то веки техника ее слушалась.
Вернувшись в палату, Софи застыла в дверях, потому что за окном ей померещились два темных девчоночьих личика, прижавших носы к стеклу. Волосы у обеих топорщились, как ежовые иголки. Она поморгала, не веря своим глазам, и лица пропали.
Софи подбежала к окну, выглянула, но там, конечно, никого не оказалось. Реанимация находилась на четвертом этаже, и пожарной лестницы у этого окна не было. Подняв взгляд, Софи увидела пару ворон, скрывающихся за крышами Кроуси.
Джилли сказала бы, что у нее побывали девочки-вороны, но Софи с панталыку не собьешь. Просто-напросто необычное отражение в стекле. Да, у нее тоже бывали увлекательные сны, но она не собиралась допускать их в Мир Как Он Есть, как выражался профессор. Джилли из-за этого здорово злилась, но Софи видела в мире только те чудеса, которые люди делали друг для друга. А все-таки что-то странное ей мерещилось…
«Просто ты давно не высыпалась как следует», – сказала она себе, растирая виски.
Тут вошел доктор, и дальше она думала только о том, что он ей скажет, осмотрев Джилли.
5
Однажды давным-давно…
Лес с самого начала кажется мне знакомым, но я не сразу понимаю почему. Я стою, затерявшись среди деревьев-башен, окруживших меня со всех сторон. Таких огромных и странных деревьев просто не бывает. И совсем нет подлеска, только эти исполины, такие толстенные, что и впятером не обхватишь. Сквозь кроны пробиваются лучи золотого света, и тогда я понимаю, где очутилась. Свет как в соборе. Собором я называю мир, по которому ночами странствует Софи.
