Жизнь моей матери была не из легких. Кто-то мог даже сказать, что ее жизнь была полна лишений. Возможно, она заслуживала моей жалости; когда мужа женщины казнят за измену, да еще при таких позорных обстоятельствах, а она в это время, будучи на последних неделях беременности, находится под арестом за грехи своего супруга, то тут вряд ли можно говорить о благословении Господнем. А потом еще наваливаются последствия, связанные с тем, что ее мужа объявляют предателем, и у нее отбирают все земли, титулы и привилегии. Моя мать долго жила под подозрением, потому что и в самом деле лично приложила свою руку к некоторым изменническим письмам.
Но все это было в прошлом. Хотя королевское помилование сняло с нее часть вины, оно не избавило мою мать от оставшейся в душе горечи, и с тех пор она посвятила свою жизнь восстановлению своей семьи. Цель, достойная похвалы, однако порой я испытывала по этому поводу лишь обиду.
Как сейчас, например.
– Это хорошо. Насчет святой Урсулы я одобряю, – сказала она, продолжая сидеть в своем кресле с высокой спинкой у окна, где свет падал на ее неприглядный головной убор. – Надеюсь, королева и твои гувернантки могут гордиться тобой. Ты прилежна на всех своих уроках?
– Да, мадам.
– Соблюдаешь ли ты порядок с ежедневными молитвами? Посещаешь ли мессу?
– Да, мадам.
Она встала, приблизилась и обошла меня кругом, после чего остановилась передо мной и подняла мой подбородок одним пальцем. Я не была уверена, что она мне поверила, но напрасно: ее реакция оказалась одобрительной.
– Тогда в тебе есть все, чего я хотела бы для своей дочери.
Я с облегчением скромно потупила взгляд.
– Надеюсь, что так, мадам.
– Красивая девушка, хорошо воспитанная, без греха.
– Я исповедуюсь, мадам.
Чувствуя на себе приятную тяжесть могущественной реликвии Изабеллы, я молилась, чтобы мать не заметила, как мои щеки при этом виновато покраснели. И она таки не заметила, о чем свидетельствовала едва заметная улыбка на ее губах, которой она меня удостоила. Но затем эта улыбка исчезла.
– Я верю, что ты ведешь себя благопристойно и приличествующим образом, находясь при дворе в обществе молодых рыцарей короля. И я не хотела бы, чтобы до меня дошли слухи, что твое поведение считают кокетливым, Джоанна.
– Мои манеры образцовы, мадам. Королева Филиппа даже ставит меня в пример своим дочерям, – бесцветным голосом сообщила я.
– Да, я тоже это слышала. – Графиня вернулась к своему креслу, уселась на укрывавшую его шелковую накидку и посмотрела мне прямо в глаза. Она шумно втянула воздух, и ноздри ее напряженно сузились, как случалось, когда она бывала недовольна. – Значит, я могу быть спокойна, зная, что за тобой хорошо присматривают. – Она продолжала рассматривать меня, постукивая подушечками пальцев правой руки по переплету часослова, который положила себе на колени. – Что ж, думаю, время настало.
Я продолжала молчать под ее взглядом, и моя мать, перестав стучать по книге, положила обе ладони на подлокотники кресла, вырезанные в виде свирепых зверей с оскаленными пастями.
– Тебе пора замуж, – после непродолжительной паузы объявила она. – Твоей руки добиваются представители самых уважаемых и знатных семей.
Вот так оно и свалилось на меня, без предупреждения, без торжественных фанфар, то известие, которого я так боялась, хотя всегда знала, что для заключения семейных союзов дочери представляют огромную ценность. С самого начала предполагалось, что мы с Маргарет должны удачно выйти замуж, однако этого момента я ждала с ужасом. И вот он наступил. Я бесшумно сглотнула, не поднимая глаз выше кромки юбок матери, и графиня восприняла мое молчание как смиренное согласие.
– Я вижу, это не стало для тебя сюрпризом.
Нет, на самом деле я была удивлена, хотя, очевидно, мне удалось достаточно хорошо скрыть свои чувства. Учитывая мой юный возраст, я думала, что время еще не пришло, что эти планы будут отложены, по крайней мере, на год, а то и два. И что это будет долгая помолвка, а не сразу свадьба. Мою сестру Маргарет, которая была старше меня на год, обручили с одним важным аристократом из Гаскони, Аманье д’Альбре, но они с ним еще даже не виделись. И пока что какими-то разговорами об их свадьбе в обозримом будущем даже не пахло.
Не замечая того, как глухо и тревожно стучит мое сердце рядом со слезами Девы Марии, моя мать продолжала:
– Ты должна была знать о планах насчет тебя. Король хочет вознаградить своего ближайшего друга графа Солсбери, который, как ни печально, по-прежнему находится в заключении во Франции и, вероятно, будет оставаться там, пока за него не заплатят выкуп. И лучшим способом для короля выказать графу Солсбери царственную благодарность за его службу короне на родине и за рубежом будет отдать его сыну руку своей кузины, носящей титул принцессы рода Плантагенетов.
Выходит, я должна выйти за Уилла Монтегю, того парнишку, который сосредоточенно возился с ремнями рыцарской амуниции. Я не смогла придумать, что тут можно сказать.
– Ты что, недовольна? – спросила вдовствующая графиня после затянувшейся паузы, и в голосе ее послышались резкие нотки.
Что еще я могла сказать, чтобы не вызвать вспышки гнева?
– Нет, мадам. Я довольна.
Это был единственный возможный вариант ответа.
– Это будет особенный альянс. Король с королевой полностью поддерживают его. Что же касается мальчика Солсбери, ты его хорошо знаешь. Так что в нашем выборе для тебя не может быть ничего такого, что тебе не понравится.
– Конечно, мадам. – Я решила, что нужно что-то сказать, дабы скрыть свое раздражение. – Уильям мне вполне нравится.
Она кивнула.
– Ты уже достаточно выросла. Ты вступишь с ним в брак, но, разумеется, будешь жить, как и жила до этого, пока вы с ним оба не станете взрослыми настолько, чтобы взять на себя ответственность за плотскую сторону супружеской жизни.
Сохраняя на лице безучастное выражение, я перевела взгляд с кромки платья матери на кончики ее туфель, богато отделанных золотом.
– В отсутствие графа мы с тобой сегодня после обеда встретимся с графиней Солсбери, чтобы подписать брачный контракт. – Наконец она улыбнулась, а не просто слегка скривила губы, изображая улыбку. – Твой отец, Джоанна, одобрил бы этот шаг. Я провела эти переговоры в точности так, как этого пожелал бы он. – Она строго взглянула на меня, и ее удовлетворенно расслабившиеся было пальцы вновь напряженно сжались. – Тебе по-прежнему нечего мне сказать?
Нет, абсолютно нечего, что приличествовало бы ситуации. Что было бы безобидным и не поколебало бы землю у нее под ногами. Да и под моими тоже. Мысли мои путались, натыкались одна на другую, мозг лихорадочно пытался найти какие-то подходящие слова, но тщетно.
– Благодарю вас, мадам.
Моя мать вздохнула и снизошла до того, чтобы продолжить объяснения.
