То, как Гарри Поттер прошипел фамилию — «Грейнджер», — должно было вызвать у Гермионы яростную дрожь, но сейчас она ощущала лишь одно: чистое, неразбавленное желание. Он до конца задрал ей юбку и повалил на стол. Прежде чем она успела сказать хотя бы слово, он схватился за ее лодыжку, взял в руку член и, подавшись вперед, вонзил его до самого основания.
У неё даже не осталось сил, чтобы ужаснуться собственному громкому стону, — ничего лучше она в жизни не испытывала — просто запредельно прекрасно. Идеальное соотношение нежности и грубости.
— В чем дело? — прошипел он сквозь стиснутые зубы, резко двигая бедрами и глубоко всаживая свой природный меч. — Тебя никогда раньше так не трахали? Ты не была бы такой неприступной фифой, если бы тебя оттрахали как следует.
Какого дракла он о себе возомнил?
И почему её так заводило то, что он прав? Один-единственный опыт вряд ли можно было назвать удачным, да и вообще как-то называть.
— Бывало и получше, — уколола она, прохрипев слово между резкими рывками.
Он рассмеялся, тихо и язвительно.
— Посмотри на меня.
— Нет.
Она уже почти добралась до вершины наслаждения, но тут он резко остановился и сделал шаг назад.
Неужели он так её и оставит?
Нет.
Схватив за руки, он рывком поднял Гермиону со стола. Его губы прижались к её рту, язык ласкал небо и зубы.
— Посмотри на меня, — повторил он сдавленно.
И теперь, когда он больше не был в ней, она наконец-то смогла это сделать. Поттер медленно моргнул. Длинные темные ресницы коснулись щек. А затем он сказал:
— Попроси меня, чтобы я дал тебе кончить.
Неверный тон. Это прозвучало почти как вопрос, но слова выдавали его, чертова подонка, с головой. Гермиона хотела, чтобы он дал ей кончить. Больше всего на свете. Но будь она проклята, если когда-нибудь о чем-то попросит его, не после того, что он сделал перед битвой и после нее, не после пятилетнего молчания, не после этих отвратительных девяти месяцев.
Презрительно сощурив глаза, она процедила:
— Мистер Поттер, вы настоящий говнюк, — так она часто называла его в школе.
Судя по его улыбке, именно этого он и добивался. Ее так и подмывало вогнать колено ему в пах, но тогда она бы не получила то, чего хотела гораздо больше.
— Скажите «пожалуйста», мисс Грейнджер.
— Пожалуйста, иди и оттрахай себя в зад.
Через пару секунд её грудь оказалась прижата к холодному окну. Разница температур между ледяным стеклом и его кожей заставила Гермиону вскрикнуть. Она вся горела и каждой клеточкой своего тела жаждала его грубого прикосновения.
— По крайней мере, ты упрямо стоишь на своем, — прорычал он, куснув ее за плечо.
Затем он практически пнул её по лодыжкам.
— Раздвинь ноги.
Она так и сделала. Без малейших колебаний он притянул к себе ее бедра и снова резко вошел.
— Любишь холод? — толчок.
— Да, — толчок.
— Грязная, извращенная девчонка, — толчок. — Тебе нравится, когда на тебя смотрят, да? — промурлыкал он, прикусывая мочку её уха. — Тебе нравится, что весь Лондон может посмотреть сюда и увидеть, как тебя трахают? Ты сейчас балдеешь от того, что твои симпатичные сиськи прижаты к стеклу.
— Заткнись, ты все портишь, — еще резкое движение.
Но это было неправдой. Совсем нет. Его хриплый голос творил со Гермионой странные вещи.
Однако он лишь рассмеялся ей в ухо. И, возможно, заметил, как от этого звука у неё по спине пробежала дрожь.
— Хочешь, чтобы они увидели, как ты кончаешь? — он заработал бедрами сильнее, еще быстрее.
Гермиона лишь застонала. Слова не складывались, и каждый толчок его бедер все сильней прижимал ее к стеклу.
— Скажи это. Хочешь кончить, мисс Грейнджер? Ответь мне, или я остановлюсь и заставлю тебя опуститься на колени, — прошипел он, с каждым движением все глубже и глубже вгоняя член.
Та часть Гермионы, что его ненавидела, растворялась, как крупицы сахара на языке, зато другая, которой хотелось взять все, что он мог дать, разрасталась, горячая и нетерпеливая.
— Просто скажи мне, — его голос уже походил на рычание.
Наклонившись вперед, он сжал губами мочку её уха, а потом сильно куснул.
— Обещаю, что дам тебе кончить.
— Пожалуйста, — произнесла она, закрывая глаза и забывая обо всем на свете, кроме него одного, — пожалуйста. Да.
Протянув руку, он принялся поглаживать кончиками пальцев её донельзя влажную промежность — точно выверенное давление, идеальный ритм. Гермиона почувствовала, как его прижавшиеся к её затылку губы раздвигаются в улыбке, а затем, когда его зубы впились в кожу, больше не смогла терпеть. Волна тепла прокатилась по её позвоночнику, по бедрам и между ног, прижимая её к нему. Ладони вдавились в стекло, и все тело затряслось от нахлынувшего оргазма. Задыхаясь, она жадно глотала воздух. Когда спазмы наконец утихли, Поттер отодвинулся и развернул Гермиону лицом к себе. Он наклонил голову, и его губы прошлись по её влажной шее, по подбородку, по нижней губе.
— Скажи спасибо, — шепнул он.
Гермиона погрузила пальцы в его волосы и сильно потянула, надеясь добиться от него хоть какой-то реакции, проверить, в своем ли он уме или окончательно спятил.
Какого черта они делают?
Он застонал и наклонился ниже, покрывая шею поцелуями и прижав свой напряженный член к плоскому животу.
— А теперь сделай мне хорошо, — попросил он.
Высвободив одну руку, Гермиона сжала его член и начала поглаживать. Он был длинным, увесистым — идеальным. Она хотела сказать это вслух, но будь она проклята всеми Пожирателями смерти, если когда-нибудь позволит своему боссу-придурку узнать, насколько он безупречен.
Всегда был безупречен. И тогда, когда одним насмешливым движением спас ей от тролля, лишь посмеявшись над такой глупостью, как плач в туалете. Он стал ее героем. Героем, который ловко убил василиска — смело и самоотверженно, и позже, когда она летела с ним на гиппогриффе, потому что помогла оправдать крестного с помощью маховика времени. И на четвертом, когда она стала его заложником на втором испытании Турнира трех волшебников. Только его постоянная бравада и себялюбие не позволяли ей сию же секунду кинуться к нему в объятия.
Гермиона отстранилась и посмотрела на него, полуприкрыв веки.
— Сейчас ты кончишь так сильно, что и не вспомнишь, кто тут величайший в мире герой и волшебник, — прорычала она, съезжая вниз по стеклу и постепенно забирая в рот его член, пока он не вошел весь и не уперся в глотку. Ощущения были странными, но и отторжения она не чувствовала. Однажды он сказал, что это лучшее занятие для её язвительного рта, и впервые она была с ним согласна.
