Я чувствую знакомый укол зависти и боли.
Выталкиваю лишние мысли из головы и возвращаюсь к разговору с Риком. Он наклонился вперед. Его голос стал тише, глаза заблестели.
Рик
И насколько же ты готова повеселиться сегодня вечером, Клэр?
Я
Думаю, это можно обсудить.
Рик улыбается. Он адвокат. Переговоры – часть игры.
Рик
Скажем, триста?
Я
Столько берут в Сиэтле?
Рик
Поверь мне, в Сиэтле за это платят много.
Я
Во сколько тебе обошлась твоя самая дорогая женщина, Рик?
Рик
Пятьсот, но это было…
Я
(перебивая)
Сумма удваивается.
Рик
(ошеломленно)
Ты серьезно?
Я
Да, конечно. Я ведь обычная девушка, которая всего лишь хочет повеселиться, и поэтому стою тысячу долларов, однако, если ты передумал…
Я нарочито небрежно тянусь за сумкой. Надеюсь, Рик не заметит, как дрожит моя рука.
Рик
Нет, подожди-ка… Тысяча. Хорошо!
Я
Номер комнаты?
Рик
Восемь четырнадцать.
Я
Я постучу в дверь через пять минут. Только не смотри консьержу в глаза.
Он встает.
Рик
(восхищенно)
Трюк со столом был весьма ловким. Ты забрала меня прямо перед носом бармена.
Я
Ты должен сам этому научиться. Тогда-то и получишь удовольствие.
Рик доходит до лифта и оглядывается. Я киваю ему и незаметно улыбаюсь.
Улыбка на моем лице исчезает, как только захлопывающиеся двери скрывают меня. Я беру сумку и иду к выходу.
Исчезаю.
Снаружи наконец-то перестал идти снег, пожарные гидранты, стоящие вдоль тротуара, одеты в белые снежные парики. Чуть дальше по улице меня ждет черный лимузин с выключенными фарами и работающим двигателем. Я открываю заднюю дверцу и сажусь.
Жене Рика около сорока пяти. Она выглядит утомленно, но дорого. Это наводит на мысль, что когда-то она сама была на музыкальной сцене – еще до того, как начала устраивать деловые обеды Рика и рожать детей. Она сидит на заднем сиденье рядом с Генри и дрожит, несмотря на теплый воздух, хлещущий из обогревателей.
– Все в порядке? – тихо спрашивает Генри.
– Да, – говорю я и вытаскиваю из сумки маленькую видеокамеру.
Мой вирджинский акцент пропадает. С обычным британским выговором кидаю реплику его жене:
– Послушайте, я скажу то, что всегда говорю в таких ситуациях, а именно – вам необязательно смотреть это. Вы можете просто пойти домой и попытаться все уладить.
Жена Рика произносит то же самое, что и все остальные женщины до нее:
– Я хочу знать.
Я протягиваю ей фотоаппарат.
– Как выяснилось, он регулярно пользуется услугами проституток, причем не только во время командировок. Рик сказал, что платит до пятисот долларов в Сиэтле, и только что предложил мне тысячу.
Глаза женщины наполнились слезами.
– Боже. Боже.
– Мне очень жаль, – неловко говорю я. – Рик ждет меня в номере восемьсот четырнадцать, если хотите, то пойдите и поговорите с ним.
В глазах жены не только слезы, но и гневный огонь. Запомни этот момент.
– Я, конечно, поговорю с адвокатом, но это будет специалист по разводам, а вовсе не мой муж.
Женщина поворачивается к Генри:
– Я бы хотела уехать.
– Конечно, – спокойно отвечает тот.
Когда мы выходим из машины, Генри садится за руль, а я иду дальше по своим делам; он незаметно передает мне конверт.
Четыреста долларов. Неплохо для вечерней подработки.
В конце концов, Рик был подонком. От него у меня мурашки бежали по коже. Высокомерный и агрессивный. К тому же обманщик. Он заслуживает всех обвинений, которые жена собирается в него бросить.
Так почему же, когда лимузин уезжает по грязному серому снегу, я чувствую себя мерзко и отвратительно от всего мною содеянного?
2
Теперь вам интересно, кто я на самом деле и что делаю здесь, в Нью-Йорке. Другими словами, моя биография.
Имя: Клэр Райт
Возраст: 25 (может играть 20–30-летних)
Рост: 1,7 м.
Национальность: британка
Цвет глаз: карий
Цвет волос: меняется
Таковы факты, но на самом деле не они вас интересуют. Вы хотите знать, чего я хочу. Это правило номер один, день первый, первое, что вы узнаете: именно желания определяют вас как личность.
Я говорила Рику правду – по крайней мере часть правды. Я хочу становиться другими людьми. И никогда не хотела ничего другого.
В любом списке десяти лучших актерских школ мира около половины будут в Нью-Йорке: Джульярд, Тиш, «Театр по соседству» и так далее. Все учат вариациям одного и того же подхода, основанного на идеях великого русского режиссера Константина Станиславского. Речь идет о погружении себя в часть чужой истины до тех пор, пока она не станет частью вас.
В нью-йоркских школах актерского мастерства актеров не учат играть. Там учат становиться другим.
Если вам посчастливилось пройти первый тур и быть приглашенным в Нью-Йорк на прослушивание; если вам посчастливилось получить место; если актерская игра была всей вашей жизнью с тех пор, как вам исполнилось одиннадцать (маленькая девочка, убегающая от однообразия унылых приемных семей, притворяясь кем-то другим), тогда вы один из тысячи и были бы безумцем, если бы не приняли это.
Я импульсивно подала заявление на курс актерской студии. Там училась Мэрилин Монро, которая тоже выросла в приемной семье. Я прослушивалась со странным убеждением, что это должно было произойти, и приняла итог в мгновение ока.
Они даже назначили мне стипендию, которая покрывала часть платы за обучение, но не компенсировала расходы на проживание в одном из самых дорогих городов мира.
Согласно условиям студенческой визы, я могу работать, если моя работа находится в кампусе. Кампусом служил университет Пейс – тесный современный квартал, примыкавший к Ратуше и Бруклинскому мосту. Там было не так уж много возможностей для неполной занятости.
