И если отказаться от предложенного ему дара, от страшной жертвы, которую принес Средний Ворон, превратив собственного ребенка в бездушную куклу, в магический артефакт, последствия будут ужасны. Король едва не рыдал от злости, чувствуя себя обманутым, загнанным в угол. Это верность?! Это преданность и служение?! Разве просил он об этом?! Средний Ворон, старый зануда, сам решил так поступить… высокомерный подлый старый хрыч! Решил все за него, за Короля Воронов!
— Проклятый старик! — рычал яростно Король, стискивая в руках полу своего плаща. Друид молча стоял рядом с троном, дожидаясь, когда вспышка гнева у монарха пройдет и тот успокоится. — Как он смеет принуждать меня?! Как он смеет?!
— Он не принуждает, — парировал Друид. — Он дает вам выбор.
Король метнул на него яростный взгляд.
— Это, — произнес он изумленно, — по-твоему, выбор?! Это шантаж! Эта верность хуже предательства!
Гневный голос Короля эхом заметался меж каменных стен, и Друид склонил голову, словно покоряясь воле своего монарха.
— Так что передать Среднему Ворону? — произнес он, когда вопль Короля стих и воцарилась тягостная тревожная тишина. Король с силой потер лицо ладонями, словно стирая с него липкую паутину, зажмурился, скрывая блеснувшие слезы.
— Передай, — глухо ответил он, не открывая лица, — что я официально признаю эту… женщину королевской невестой. В знак помолвки отошли ей колье с моим… с моим расположением и королевским подтверждением, — он бессильно махнул рукой и друид ловко поймал в подставленную золоченую табакерку королевскую магию. — И скажи… скажи, что я явлюсь на смотрины. К свадьбе нужно подготовиться. Никто не должен знать… — от ярости Король даже зубами заскрежетал, поливая злые слезы, — никто, ты слышишь! Никто не должен знать, что моя жена, жена Короля — безумна.
* * *
Когда шаги Друида стихли, из-за королевского трона светлой тенью выскользнула дочь Младшего Ворона, красавица Бьянка. У королевской любовницы была снежно-белая тонкая кожа, почти белые волосы, блестящие, тонкие и нежные, как свет луны, мягкими волнами ниспадающие до колен, и светлые голубые глаза. Бьянка носила светлые — голубые, серые, белые, — шелка, шитые серебром и золотом, и жемчуга, и о ней говорили — Белая из Рода Воронов.
Ангельская внешность, мелодичный голосок, гибкий и стройный стан, маленькие ножки и пальчики на ручках словно из самого чистого сахара — Король не мог налюбоваться на это причудливое творение природы. Злые языки говорили что Бьянка — верный признак вырождения и угасания рода, странное белое дитя, рожденное из-за того, что кровь Воронов не разбавляется. Кажется, ее мать и отец приходились друг другу родственниками; но Королю на то плевать. Когда ее карминовые губы, глянцевые и темные, как спелая вишня, касались его губ, он забывал обо всех недобрых голосах, что называли его любовницу ущербной.
Весь тайный разговор она слышала, потому что, несмотря на королевский приказ, пряталась за троном, в густых тенях. Себя она давно считала хозяйкой как замка, так и королевства, хотя бы оттого, что Король, как ни странно, хранил некое подобие верности и питал привязанность к ангелоподобной Леди из Рода Воронов.
Бьянка была недовольна услышанным; она морщила хорошенький носик и дула яркие губки, ее тонкие ручки обняли плечи Короля, и в порывистом, быстром движении было много ревности и обиды.
— Женишься? — произнесла она, щуря светлые глаза.
— Я дал слово, — яростно кусая пальцы, ответил Король.
— Не лги мне, — ответила Бьянка. — Я видела, как ты отослал ей свое согласие. Я почувствовала его; ты можешь обманывать Друида, который не пробовал благородной магии, но меня тебе не обмануть. Это был необдуманный шаг; ты вздумал убить ее, а это значит, что у старого мерзавца будут все основания исполнить свою угрозу.
— Черта с два! — взорвался Король, и Бьянка успокаивающе погладила его иссиня-черные блестящие волосы. — Этот старый дурак и не поймет, отчего умерла его дочь. Мало ли болезней ходит по свету? Я дал согласие; я послал ей подарок — дорогой и роскошный. Я вызвался ехать на смотрины; кто докажет, что я виновен в ее смерти? Я не оставляю следов.
Бьянка снова поморщилась. Она склонила светловолосую головку ему на плечо, и если бы кто взглянул на нее в тот момент, на ее умиротворенное личико, на ее спокойный прекрасный лоб, то он нипочем не угадал бы, какие черные мысли шевелятся под ним.
— А нужно ли было так поступать? — капризно спросила она, водя белоснежным пальчиком по щеке Короля, обрисовывая его чувственные губы. — Что за вред тебе от безумной?
— Моя жена, — прорычал Король сквозь сжатые зубы, дрожа от злости, — не может быть юродивой и безумной! Никто не посмеет смеяться надо мной и моей женой у меня за спиной!
— Отчего нет? — Бьянка пожала плечами. — Я даже не ревную тебя к ней. Бессловесное существо; взял бы ее. И она тихо жила бы себе во дворце.
Король раздраженно фыркнул, нервно дернув плечом.
— Я не мог бы себя заставить притронуться к ней, — проворчал он.
— А зачем к ней притрагиваться? — ворковала Бьянка, запуская глубже свои белоснежные пальчики в его черную шевелюру, поглаживая его голову, отчего Король расслаблялся, прикрывал злые светлые глаза и стихал, туша гнев, раздирающий его грудь. — Зачем притрагиваться? Кому она может пожаловаться, что муж ее обходит стороной, и что постель ее пуста и холодна? Да и станет ли она жаловаться — она даже понять не сможет, что не нужна тебе. Она же… пуста. В ее разуме нет человека. Ее вообще почти что нет. Тебе предложили магический сосуд — вот и используй его по назначению.
— А наследники? — насмешливо произнес Король, бросив ироничный взгляд из-под ресниц на красавицу Бьянку.
— Ну-у, — протянула неопределенно она, изо всех сил стараясь придать себе вид расслабленный, задумчивый и беззаботный, но Король услышал, как участилось ее дыхание, как забилось сердце под шелками, кружевами и жемчугом, как дрогнул голос, в котором прорезалась хищная и жадная нотка. — Детей тебе могла бы родить я. А ты просто сказал бы всем, что их мать — Королева. Но так как она не в себе, то я бы стала их молочной матерью…
Эта тонкая, подлая хитрость насмешила Короля, он зафыркал, снова глянув на свою любовницу — на сей раз насмешливо, почти с презрением.
— Белых Воронят выдать за королевских наследников? — ответил он жестоко, наблюдая, как белоснежное личико Бьянки наливается румянцем мучительного стыда.
— Чем тебе Белые Воронята плохи? — прошипела она, отпрянув от своего любовника словно ожегшись. В ее светлых глазах промелькнула такая обида, что Король невольно усмехнулся. Он знал цену эфемерной невинности, каковой Бьянка отгораживалась от целого света. И ее алчное, одержимое желание во что бы то ни стало вскарабкаться на трон и усесться там как можно прочнее, он тоже знал; чувствовал.
— Они плохи тем, — с мстительной злостью произнес Король, отстраняя ласкающие его белоснежные нежные ручки, — что незаконнорожденные. И белые; кто поверит, что у черного Короля родятся белые дети?
