То, что он говорил, не укладывалось в голове. Какой яд? Какие слёзы Киеры? Какая магия? Я сейчас должна быть в больнице, восстанавливаться после очередной операции, а не неизвестно где в компании психа, выглядящего, как музейный экспонат, и слушать его бредни о том, чего быть не может. Или может? Невозможность нормально чувствовать, рассмотреть то, что меня окружает, шевелиться в конце концов, лишь усугубляло ощущение нереальности. Внутри я металась и выла от бессилия, билась об клетку собственных ограничений, сдвигая границы контроля, надрываясь в нечеловеческом усилии. Кажется, мне удалось ощутить новые слёзы на щеках и как поднимается моя грудь, делая вдох, а потом сознание опять померкло от перенапряжения.
Меня снова разбудил этот голос. Мужчина, которого Варэк именует королём и моим мужем впервые пришёл с тех пор, как я начала видеть. И сейчас, стоило ему появиться в моём поле зрения, я впиваюсь глазами в незнакомое лицо. Не лежи я до сих пор бревном, наверное бы не сдержала восхищённого вздоха. Он красив. Очень. Высокий, широкоплечий, темноволосый. Вот только глаза холодные, как лёд, и голубые, как зимнее небо. В тот момент, когда наши взгляды встречаются, меня даже посещает чувство облегчения, что я ограничена в своих физиологических реакциях, иначе точно бы вздрогнула от неприкрытой ненависти, направленной почему-то на меня.
– Ну здравствуй, дорогая супруга. – кривит он губы в неприязненой гримасе. – У меня есть к тебе несколько вопросов, Тэрэса. Надеюсь, со мной ты так же охотно пообщаешься, как с нашим достойным целителем?
Тэрэса. Вот и имя мне другое присвоили. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что для меня существует три варианта того, что происходит. Либо я сошла с ума и живу в своих собственных галлюцинациях и всё это: вышитый балдахин над моей головой, эти люди в странных одеждах, то, что я видела, чувствовала и слышала, всё это лишь плод моего больного воображения, либо передо мной разыгрывают какой-то дурацкий спектакль, зачем-то умыкнув из больницы. Третий же вариант кажется мне настолько невероятным, что я пока его даже не учитываю. Хотя нет-нет, да и возвращаюсь к нему мыслями. Ну не бывает попаданок, не могла я в другой мир попасть. Это всё сказки. До зеркала бы добраться. И убедиться, что там именно я.
Мужчина садится рядом, и я его больше не вижу. Зато чувствую как он берёт меня за руку. Ощущение тёплой большой ладони на доли секунды приносит мне подобие удовольствия, но в следующий же миг это ощущение меркнет от его первого вопроса.
– Ты знаешь, кто тебя отравил?
Откуда? Я даже не уверена, что меня действительно отравили. Видимо отсутствие моей реакции не удовлетворяет моего собеседника, потому что он ставит вопрос иначе.
– Если ты не знаешь, шевельни пальцами.
Ок. Не знаю. Шевелю. Доволен? Видимо, нет. Потому что умолкает на некоторое время, переваривая мой ответ. Наверное, он ожидал другого, может даже заготовил список подозреваемых и приготовился мне его зачитывать, чтобы я дёрнулась на нужном. Извини, муж мой липовый, ничем помочь не могу.
– А кто тебе это вино принёс, хоть знаешь? Шевельни, если да. – голос “короля” звучит устало, словно всё это его безмерно задолбало.
Знал бы кто, как меня бесит собственная неподвижность. Вот сейчас, например, я безумно хочу хотя бы видеть лицо собеседника. Да что там. Я согласна уже на что угодно кроме надоевшего до чёртиков балдахина. Хоть бы на бок меня положили. Или передвинули. Может с другой стороны вышивка иначе выглядит. Интересно, сколько мне понадобится времени, чтобы сойти с ума вот так вот? А может, я уже сошла?
– Значит нет. – сухо замечает мужчина, так и не дождавшись моего ответа. – Знаешь, что мне больше всего интересно, Тэрэса? Тебя отравили, чтобы создать проблемы мне, или от большой любви к тебе, дорогая моя супруга? Как думаешь? Ах да. Ты не можешь мне ответить. Какое счастье, что твой ядовитый язык до сих пор парализован. Как думаешь, сколько бы ты прожила, если бы двор узнал, в каком ты состоянии сейчас? Мне кажется, что тебя прирезали бы при первой же возможности. Или дотравили.
От ненависти в этом голосе, я стыну внутри, чувствуя, как заходится в испуге сердце. О чём это он?
– К чему я веду, дорогая Тэрэса? К тому, что твой дражайший отец тоже ничего не знает. И не узнает. Мне не нужна война из-за тебя. Ты того не стоишь.
Это он не мне! Не мне! Я не Тэрэса! Я – Нэлли Казанцева. Обычный логопед, а никак не королева, которую даже собственный муж ненавидит. А может это он? Может король сам отравил королеву? От нахлынувшего на меня страха в голове застучали отбойные молотки. Что он делает?!! Мне необходимо видеть его!!! Пусть я ничего сделать не могу, но лежать вот так, как овца на заклание, противно до глубины души. В тот миг, когда мне удаётся опустить глаза, находя его взглядом, я готова плакать от адской боли, разрывающей мою голову. Но я это смогла. Посмотрела ему в холодное, надменное лицо.
– Как интересно. Я не думал, что ты способна плакать. Может этот яд тебя даже человеком сделает? Или мне и дальше предстоит с гадиной жить? – издевательски улыбается, поднимаясь.
Превозмогая боль, я провожаю его глазами.
– Я надеюсь, ты меня поняла, Тэрэса. Сейчас твоя жизнь полностью зависит от того, захочу ли я дальше скрывать, как беспомощна ты. Запомни это.
Он вышел, а я едва снова не отключилась. Но бурлящая внутри злость помноженная на безумную жажду жизни, помогла удержать сознание на плаву. Хватит! Я заметила, что могу ускорять своё восстановление. Это адски больно, но я выдержу. Что угодно, чтобы вернуть себе контроль над телом и перестать чувствовать себя беспомощной.
Глава 2
Яргард
– Отец, могу ли я пойти к матери? – Тай хмурит брови и старается не показать, как важен для него сейчас мой ответ.
После того, как застал его у постели этой стервы, недостойной именоваться матерью, я запретил сыну ходить к королеве, аргументируя это тем, что о её немощи могут узнать те, кто желает ей смерти. Мой наследник принял это достойно и не нарушал запрет. Но видимо его неубиваемая надежда на то, что королева Тэрэса проявит к нему материнские чувства, сильнее желания угодить мне.
– Зачем тебе это?
– Я хочу её видеть.
Мой сын, наследник, моя гордость. Как бы я хотел, чтобы тех лет, которые я провёл в походах, а он под присмотром бессердечной суки, не было.
– Тай, ты ведь понимаешь, что ничего не изменится? Она придёт в себя, выздоровеет и станет той же бессердечной тварью, какой была раньше.
Мой мальчик сжимает кулаки, гневно сужает глаза, готовясь встать на защиту той, кто этого не заслуживает. Но я честен с ним. Всегда. Даже когда это делает ему больно. Ему быть королём. Лицемерия ещё накушается до отвала. И он оправдывает мои ожидания, усмиряя свои эмоции.
– Я… понимаю. И тем не менее, она моя мать. И я хочу её видеть. – в его голосе прорезается сталь. Молодец, сын мой. Так держать. Хоть мне и не нравится то, чего ты требуешь.