– Ты скоро вернешься, Сирина. Я буду ждать, моядорогая. Что бы ни случилось.
Глядя на слезы, струившиеся по щекам внучки, сжимая еехрупкие плечи, Алисия ди Сан-Тибальдо молила Бога, чтобы все именно так и было.
– Ты мне обещаешь? Обещаешь? – глотая слезы, струдом произнесла Сирина.
Бабушка молча кивнула, в последний раз поцеловала девочку,затем подала знак женщинам и величаво отошла назад. Монашки взяли Сирину подруки и увели. Той ночью ей пришлось пройти несколько миль до монашескойобители. На следующий день вместе с группой других детей ее отвезли на автобусеза сотню миль к другим монахиням. Оттуда, уже с другой группой детей, Сиринаперебралась в Лондон, откуда ей предстояло выехать в Соединенные Штаты.Предстоял долгий и трудный путь – бомбардировки не прекращались ни в Лондоне,ни на море. Путь, избранный Алисией, был опасным, но давал шанс на спасение.Остаться в Италии означало так или иначе подвергаться огромной опасности. Ктому же после содеянного Серджио принцесса чувствовала себя виноватой передУмберто и Грациеллой. Она никому не рассказывала об этом… Никому, кроме Сирины…Еле различимая фигура внучки, облаченная в темно-коричневое одеяние,остановилась перед поворотом, Сирина в последний раз помахала бабушке рукой иисчезла из виду.
Для Сирины путешествие оказалось долгим и утомительным. Пятьсуток она провела в лондонском бомбоубежище, потом они выехали за город и нагрузовом судне покинули Дувр. Плавание через Атлантику прошло безрадостно. Напротяжении всего пути Сирина почти не разговаривала – английского она не знала,а говорить на французском с монахинями не хотелось. Потеря родителей, дяди,бабушки, дома и, наконец, родины отняла у несчастной все силы. Ничего неосталось… Одинокая девочка-подросток стояла на палубе, облаченная в серое икоричневое, ветер трепал длинные пряди ее светло-золотистых волос. Монахинивнимательно следили за ней, но не докучали девочке расспросами. Сначала онибоялись, что Сирина может пойти на какой-нибудь отчаянный шаг, но со временемпоняли ее состояние. Многое можно узнать о ребенке, наблюдая за его поведением.Сирина держалась с необыкновенным достоинством. Чувствовалась внутренняя сила,гордость и в то же время горечь и боль от понесенных потерь. На корабле были идругие дети, пережившие смерть близких – родителей, братьев и сестер… Но посравнению с ними Сирина лишилась чего-то неизмеримо большего. Узнав осовершенном дядей предательстве, она потеряла веру в людей. Единственнымчеловеком, которому она доверяла сейчас, была бабушка. Кроме нее, Сирина неверила никому. Ни слугам, ни солдатам, ни правительству. Никому. В бездонныхзеленых глазах Сирины застыла глубокая печаль, больно резавшая по сердцу, инеизмеримое страдание, отчаяние, которое появляется в глазах детей лишь вовремя войн.
Порой ее печаль становилась менее заметной. Иногда вмонастыре Сирина даже смеялась. Но такое случалось очень редко. Почти всегдаона оставалась серьезной, напряженной, молчаливой и писала одно за другимписьма бабушке, задавая ей тысячи вопросов и описывая мельчайшие подробностисвоей жизни.
Весной 1943 года письма от бабушки перестали приходить.Первое время Сирине еще как-то удавалось объяснять их отсутствие, но оченьскоро предчувствие чего-то ужасного лишило ее покоя. Каждую ночь она ложилась впостель и не могла уснуть, строя самые страшные предположения, воображаякошмары, боясь и ненавидя Серджио… Сирине казалось, что дядя приехал в Венециюи убил ее бабушку. Убил, потому что бабушка знала правду о том, кто виноват всмерти его брата. Серджио боялся, что об этом узнают и другие, поэтому и решилубить ее. Придет время, он попытается убить и Сирину. «Пусть попробует, –подумала девушка, прищурив яркие зеленые глаза с неожиданной для себязлобой, – пусть попробует. Но прежде я убью его и посмотрю, как он будетумирать медленно и мучительно…»
– Сирина?
В коридоре вспыхнул свет, и у двери появиласьмать-настоятельница.
– Что-то случилось? Ты получила из дома плохиеизвестия?
– Нет.
Стены комнаты вернулись на свои места. Сирина села накровати и, обхватив колени руками, отрицательно покачала склоненной головой.
– Ты уверена?
– Да, спасибо, матушка. Благодарю вас за заботу.
Сирина была откровенной только с бабушкой, от которой вотуже два месяца не получала писем. Быстро опустив ноги на холодный пол, онавстала, облаченная в простенькую хлопковую ночную рубашку, светлые волосы еерассыпались по плечам. Обращенное к настоятельнице лицо девушки в расцветесвоих шестнадцати лет, с аристократическими точеными чертами вполне заслуживалочести быть увековеченным в мраморе.
– Можно я присяду? – Мать-настоятельница нежнопосмотрела на Сирину.
– Разумеется, матушка.
Мать Констанция опустилась на единственный деревянный стул,имевшийся в комнате. Сирина, немного поколебавшись, села на кровать, испытываянеловкость.
– Могу я чем-нибудь помочь тебе, девочка?
Вот уже четыре года в монастыре находились дети, вывезенныеиз Европы, большинство из которых возвратятся обратно, если их родители выживутв ужасах войны. Сирина была постарше других. Когда она появилась в обители,самому старшему ребенку здесь было двенадцать лет, другим – по пять, шесть,семь, девять. Все дети чувствовали себя легко, словно никогда не слышали овойне, не испытали настоящего страха. Но страх жил в них, и временами по ночамдетям снились кошмары. Но тем не менее они казались счастливыми. Никто неповерил бы, что довелось им пережить до того, как они прибыли сюда. Ужасы войныне сказались на них. Однако Сирина резко отличалась от остальных. Толькомать-настоятельница и еще две монахини знали о прошлом девочки. О нем имнаписала Алисия ди Сан-Тибальдо. Она полагала, что монахини должны знать, чтопришлось пережить девочке, но сама Сирина ни словом не обмолвилась ослучившемся.
– Что тебя беспокоит, дитя мое? Ты себя неважночувствуешь?
– Нет, все в порядке…
Сирина растерялась – не приоткрыть ли ей священную дверь?Мать Констанция чувствовала, что следует проявить настойчивость. Девушкенеобходимо выговориться.
– Я… дело в том… – Внезапно слезы потекли по еещекам. – Вот уже почти два месяца я не получаю писем от бабушки.
– Понимаю… – кивнула мать Констанция. – Ноона могла куда-нибудь уехать…
Сирина отрицательно покачала головой и смахнула слезыграциозным движением руки.
– Куда ей уезжать?
– Может быть, в Рим? По семейным делам…
Внезапно взгляд Сирины сделался жестким.
– Там у нее больше нет никаких дел!
– К тому же почта работает с перебоями. Даже из Лондонаписьма приходят сюда с большим опозданием.
Письма из Италии приходили в обитель по запутаннымподпольным каналам и кружным путем. Доставить письмо из Италии в Америку былоочень трудно. Но, тем не менее, они приходили… всегда приходили…
