Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Послушайте, э... – Я вдруг поняла, что не помню, как его зовут. За весь этот год я так редко с ним общалась, сознательно избегая всяческого контакта, что не имела никакой необходимости запоминать его имя и тем более отчество. Не называть же его в разговоре «Мудвин». Чревато.
– Что? Ну что еще ты можешь сказать в свое оправдание?
– Я не понимаю. Все же было нормально.
– Я за тобой следил. Слежу, – поправился он. – Внимательнейшим образом. Ты не соответствуешь.
– Да почему? – чуть не расплакалась я. Такой наезд не предвещал ничего хорошего. Я решительно не понимала, с чего все началось, но Мудвин явно пытался меня уволить. Только этого мне и не хватало. Не так-то просто найти работу, когда тебе двадцать три года (почти), ты не уверена в себе, не очень-то умеешь ладить с живыми (не телефонными) людьми (особенно мужчинами) и имеешь никому не нужный диплом историка. А мне за комнату платить, мне деньги копить. Нужно двигаться вперед, а увольнение – это явный шаг назад. И главное, с чего бы? Нет, нельзя дать ему себя уволить. Ни за что.
– Ты не умеешь улыбаться по телефону. Ты слишком серьезна. И иногда издеваешься над клиентами.
– Что вы, никогда!
– Ты хочешь сказать, что я, как начальник, мелю тут чушь? Я что, по-твоему, ошибаюсь? Или я, может, вообще придумал все сам? Или я плохой руководитель? – снова распалился он. Этими вопросами я была поставлена в окончательный тупик. Да, конечно, я считала, что он ошибается. И что он омерзительный руководитель. Так считала я и все тридцать человек в нашем операционном зале. Он был груб, неэтичен, бестактен. Он никогда ни в чьи проблемы не хотел вникать. Однажды я видела, как он заставил доработать смену до конца, минута в минуту, беременную девушку с головокружением. Но как я могла ответить на вопросы, поставленные передо мной, таким вот честным образом?
– Я... вас уважаю, – сказала я тихо, отведя глаза к окну. Ни черта я его не уважала.
– Да? Это уже лучше, – ухмыльнулся он и погладил себя по животу. Я краем глаза отметила, что у него на серой рубашке имеется большое пятно от кетчупа. Меня невольно передернуло.
– И что же делать? – пробормотала я, испытывая отвращение к самой себе. Вот почему я не могу сказать ему в лицо все, что я о нем думаю? Почему я вечно нахожусь в ловушке у мужчин, которые на меня кричат? Встала бы сейчас напротив него и громко так сказала:
– Я, многоуважаемый господин Мерзляев, считаю вас самым настоящим козлом. – И уволилась бы сама! Вот бы было здорово. Но... нет, я этого себе позволить не могла никак. Мне нужно было работать, чтобы хотя бы дома не слышать ни одного мужского голоса с командной интонацией. Мне нужно было продолжать держаться на своих длинных тощих ногах.
– Я даже не знаю, Хрусталева, что с тобой делать. Твое поведение недопустимо. Надо либо срочно что-то менять, либо мне придется тебя уволить. Ты меня понимаешь?
– Да, понимаю. Но что же делать? Может, мне на какие-нибудь курсы пойти? Вы можете мне более точно сказать, что именно вас во мне не устраивает? – продолжала лебезить я. Брр!
– Ну конечно, – внезапно сменил гнев на милость он. – Я могу тебе это сказать. И даже показать. Вот ты всегда какая-то колючая. Как кактус какой-то. Люди хотят, чтобы им были рады. Чтобы их приняли в нашей компании с распростертыми объятиями. А ты замкнутая, закрытая.
– Я понимаю, да, – трясла головой я. – Я буду открываться.
– Вот ты горбишься... – продолжил он, при этом вышел из-за стола, налил себе немного «Перье» и присел на свой кожаный диванчик. Я продолжала стоять, даже не подумав выпрямить свою сутулую спину. Какое вообще ему дело? Манеры моего поведения – вообще-то, мое личное дело, до тех пор пока моей сутулости не видно сквозь телефонный эфир. Но я промолчала. Сутулилась я прилично, инстинктивно пытаясь как-то сравняться ростом с окружающими людьми. Я вообще всегда старалась оставаться как можно незаметнее, что не вполне мне удавалось.
– Давай-ка присядем, – подобрел Мудвин и похлопал своей толстой рукой по диванной подушке. – Я, ты ведь пойми, зла-то тебе не желаю. Мне только и надо, чтобы все шло хорошо. Работа должна быть для тебя на первом месте, понимаешь? Это ведь отличная работа, у нас тут, как ты знаешь, есть все возможности для развития, для карьерного роста. Ты же ведь не планируешь тут оставаться оператором всю жизнь.
– Нет, конечно, – согласилась я и тут же об этом пожалела. Вдруг этот слизняк подумает, что я хищно мечу на его место. В принципе, я была бы не против занять его место. Если быть до конца честной, даже его место не могло бы устроить меня полностью. Я пока не знала еще, что нужно, чтобы повернуть к себе свое будущее, как избушку из сказки, к другим задом, к себе передом, но точно знала, что погонщиком несчастных операторов не хочу быть. Это и деньги были не те, и работа скучная, без интересных задач. Но главным образом все-таки деньги. Что он зарабатывает, Мудвин? Мой отец назвал бы все его доходы «бульоном от яиц», водичкой, подачкой на бедность. И был бы прав.
– Вот и молодец, – растекся в еще более сладкой улыбке он. – Для тех, у кого есть амбициозные планы, в нашей корпорации открываются большие перспективы.
– Да, но... вы же сказали, что я работаю плохо.
– Да, – кивнул он и откинулся на диване. – Я сказал. Действительно, сейчас ты работаешь плохо. И я любому это в три минуты докажу. Но если ты будешь стараться...
– Я буду! – присела я рядом с Мудвином.
– Молодчина. Так вот, если ты будешь стараться и не станешь излишне заносчивой и гордой, то... все будет просто отлично! – заверил меня он. Я сидела с ним на его черном кожаном диване и чувствовала, что как-то неправильно все это. То ли он что-то недоговаривает, то ли я понимаю все не совсем верно... Что-то было не так. Мерзляев говорил и говорил что-то о том, как он лично восхищается мной, как много он мог бы сделать для моего будущего, если бы действительно понял, что из меня выйдет толк. А я все думала, что же это может быть за запись, где я матом (матом!) посылаю куда-то клиента. Меня – да – посылали. Я – уверена, что никогда. Мой отец в детстве бил меня по губам даже за такое слово, как «козел», хотя повторяла я его за ним самим. В общем, желание сквернословить у меня было выбито еще в младенческом возрасте самым жестоким образом. Так что на девяносто девять процентов я была уверена, что никакого такого разговора, никакой такой записи не имелось в природе. Что же тогда? Что происходит?
– Я буду больше улыбаться, – снова заверила его я и попыталась встать, чтобы все-таки прервать этот в высшей степени непонятный разговор.
– Подожди, я тебя еще не отпускал. – Мудвин резко дернул меня за руку, заставив сесть обратно. Я обомлела, не зная, как реагировать на это. Я, можно сказать, как-то примерзла попой к дивану, ощутив временный паралич всех конечностей – от изумления. Мерзляев продолжал держать меня за руку и как-то гадко на меня смотреть.
– Что вы...
– Не делай только вид, что ты не понимаешь, о чем я, – усмехнулся он. – Ты знаешь, сколько тут работает женщин?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
