свободы, отхожу к креслу: ноги уже не те, все чаще дают о себе знать нытьем старые раны. Алекс и Габи забираются ко мне на колени и продолжают расспросы.
— А вот это за что?
— За прорыв окружения в южной части Халиссинии.
Полторы сотни убитыми со стороны саллидианцев, а потери неприятеля и не сосчитать…
— Я хочу посмотреть на эту Халиссинию, — заявляет Алекс, насупив брови. — Джай, мы поедем туда?
— Если мама позволит, — неопределенно пожимаю плечами.
— Скоро я стану сенатором, и мне не нужно будет мамино позволение! — гордо вскидывает голову Алекс.
Внутри что-то тоскливо переворачивается. Я смотрю на сына, взъерошиваю его темные волосы и думаю о том, что если мы останемся здесь, в Аверленде, никакого сенаторства ему не светит. Пока он подрастет, власть в Кастаделле может сотню раз смениться, о семье Адальяро забудут вовсе…
— Если мы поедем в Халиссинию, мы можем навестить Лей? — вдруг задает вопрос Габи.
Невольно вздрагиваю, услышав имя из прошлого, которое тоже хотелось бы забыть.
— Лей? Ты ее еще помнишь?
— Помню. Лей добрая. Она пела нам колыбельные, а мне заплетала красивые косы. Мама так не умеет.
Перед глазами встает гордое лицо Лей, виднеющееся из-за плеча Хаб-Арифа. Ее круглый живот под простым платьем. Должно быть, теперь она уже родила. Интересно, кого? Мальчика или девочку?
Как им живется там, в далеких неизведанных восточных землях Халиссинии?
Боги, кажется, я скучаю по ним.
— А сколько мы еще пробудем в Аверленде? Тетушка Мэри обещала подарить мне маленького щенка. У меня никогда не было щенка. Хочу показать его бабушке Изабель. Как думаешь, бабушка Изабель нас еще не забыла?
На выручку приходит Вель, отбирая у меня детей.
— Никто вас не забыл. Бабушка Изабель наверняка молится за вас каждый день. А теперь идемте, уложу вас спать.
— Я не хочу спать! — привычно возмущается Алекс.
— Сандро! — строго хмурится Вель.
— Вот стану сенатором, хоть всю ночь не буду спать! — упрямо топает ножкой Алекс, глядя на мать исподлобья.
Вель бросает на меня короткий взгляд, грустно улыбается и уводит детей, продолжая приговаривать что-то сыну.
Я откидываюсь в кресле, чувствуя в теле приятную расслабленность. Отчаянно хочется затянуться крепким халиссийским дурманом, с которым местный табак не идет ни в какое сравнение. Но для этого надо встать и уйти в курительную, а мне совершенно лень двигаться.
Мирная, размеренная жизнь даже кровь в жилах замедляет.
К вечеру следующего дня к нам доставляют посылку с курьером королевской почты. В посылке обнаруживается новенькая, с иголочки, парадная генеральская форма, к всеобщему восторгу женщин. Остается лишь удивляться, как лорд Несбитт сумел на глаз определить размер, но подгонять почти ничего не приходится.
Ночью, выпустив из объятий Вель и чуть отдышавшись, утыкаюсь носом в ее висок, дразнящий нежным, едва уловимым ароматом. Виновато признаюсь:
— Есть еще кое-что, о чем я не сказал тебе сразу.
— Что же? — ее сонливость как рукой снимает, она приподнимается на локте и выжидательно смотрит на меня.
Выкладываю все начистоту: о предложении короля, о перспективе консульства в Саллиде, о возможности вернуться в Кастаделлу. Ожидаю очередной взбучки за сокрытие важных сведений, но Вель слушает молча, медленно лаская пальцами шрамы на моей груди.
Потом умолкаю. Молчит и она, опустив ресницы и погрузившись в собственные размышления.
— И что ты думаешь об этом? — наконец спрашивает Вель. — Ведь ты так мечтал вернуться в Аверленд.
Я глубоко вздыхаю. Произношу вслух мысль, которая вот уже два дня омрачает мой счастливый брак.
— Наш сын — потомственный сенатор. Нехорошо лишать его возможности жить в стране, которой он со временем станет управлять.
Вель тоже вздыхает — но, кажется, с облегчением. Виновато прячет глаза, целует меня в грудь.
— Тогда нам надо торопиться. Совсем скоро гавань Сноупорта может затянуть льдами, да и на юге начнет штормить.
— В среду, после приема, и займемся сборами.
— Кстати, о приеме. Как будущему консулу, тебе следует обзавестись полезными знакомствами, — деловито произносит она.
— Вы чрезвычайно мудры и рассудительны, госпожа сенатор, — хмыкаю я, чувствуя, как рассеивается тяжесть в груди. — И как вас угораздило выйти замуж за недалекого вояку вроде меня.
Откидываюсь на подушку, забрасываю руки за голову. Вель лукаво щурится, дразняще проводит ладонью по моему животу. Мышцы сжимаются, откликаются привычным трепетом в ответ на ее смелую ласку.
— Показалось весьма заманчивым уложить на лопатки генерала, — фыркает Вель и по-хозяйски устраивается сверху.
Я зажмуриваюсь, ослепленный красотой обнаженного тела любимой. Как же хорошо, дьявол меня побери, что я еще не ослеп.
Вель двигает бедрами, срывая хриплый стон с моих губ.
Что ни говори, а семейная жизнь у меня определенно удалась.
— Почему так тихо? — удивилась я, не заметив у ворот поместья Адальяро сутулой фигуры Вуна.
Втайне я ожидала, что он приедет встречать нас в порт Кастаделлы, но этого не случилось. И то правда: мы собирались так спешно, что не успели присылать никакого письма, извещая Изабель о нашем прибытии. Зачем бы она присылала Вуна каждый раз, когда с севера прибывает пассажирское судно?
— А кому здесь шуметь? — ловко выпрыгув из наемного экипажа, спросил Джай. — Дети-то с нами.
— И то правда, — согласилась я, подавая ему руку.
Но под ложечкой засосало в неприятном предчувствии. А вдруг с Изабель, одинокой пожилой женщиной, за время отсутствия произошло что-нибудь плохое?.. Не к месту вспомнился Хорхе, чтоб его праху бесконечно гореть в преисподней.
Дети выскочили из экипажа, не став дожидаться помощи, и наперегонки бросились к воротам. Габи затрясла запертую калитку:
— Бабушка! Бабушка Изабель!
Детский крик слегка расшевелил сонную тишину в поместье: наконец появился Вун с заднего двора, изумленно распахнул глаза — и тут же бросился отпирать ворота. На веранду выглянула служанка, всплеснула руками, устремилась навстречу Сай, которая пыталась догнать детей.
Габи и Сандро вприпрыжку добежали до веранды. Я тепло приветствовала Вуна, обнялась с Нейлин, которая вышла на веранду, вытирая руки о фартук.
— Святой Творец, счастье-то какое! — бормотала она, то и дело осеняя себя крестным знамением. — Мы уж и не чаяли вас увидеть!
— Что госпожа? Жива ли, здорова?
— Жива, жива, донна Вельдана. Только сдала совсем, днями сидит в кресле и смотрит в одну точку. Есть отказывается, насилу кормим. Боюсь, как бы Творец не
