прищурился Шэчи. — Ты же говорил, что для освоения Ядовитой Ладони нужны человеческие жизни. Я отказываюсь практиковать подобное!
— Для Символа Жизни и Смерти — не нужны, — успокаивающе ответил старец, все же оторвавшись от своего чтения. — Без первой части, это искусство ущербно: яд слишком быстро рассеивается в воздухе. Именно поэтому и нужен лёд: сохранить отраву до проникновения в тело врага. Дин Чуньцю пытался сделать яд стойким сам по себе, что удалось ему… ценой чужих страданий, как и со всеми деяниями этого мерзавца.
— Тогда ладно, — облегчённо вздохнул юноша.
— Продолжим, глава? — Су Синхэ вновь раскрыл книгу. — На очереди — создание ядовитой ци.
— Дай мне денёк на отдых, братец, — попросил Инь Шэчи. — Я, всё-таки, не очень хорош в техниках внутренней энергии. Мой ум до сих пор кипит после ледяной ци… хм. Глупо прозвучало, да?
— Вам лучше знать, глава, — невозмутимо ответствовал старец, пряча улыбку в усы. Шэчи, не обидевшись, весело рассмеялся.
— Так и не надумал с освоением Искусства Вечной Молодости, братец? — дружески спросил он. — Я же вижу, как оно тебя влечет. Тебе достаточно только попросить — я не откажу.
— Моя жизнь была полна разочарований, боли, и страха, — задумчиво проговорил Синхэ. — Сейчас, когда наша секта воспарила над миром, точно блистательный феникс, я боюсь, что безжалостное время отнимет у меня возможность насладиться ее успехами, увидеть ее победы, ее новых учеников… Мне уже шесть десятков лет. Я прожил полный человеческий срок, но все ещё не хочу уходить. Однако же, — он непреклонно поджал губы, — запретные искусства дозволено изучать лишь главе. Даже и не предлагайте мне нарушить правила секты.
— Как глава, я могу их изменить, — немедленно предложил Инь Шэчи. — Отныне и навек, я, глава секты Сяояо, постановляю: братцу Синхэ дозволяется изучить Искусство Вечной Молодости. Что скажешь на это, братец?
— Хм, — престарелый соученик Шэчи растерянно потёр седую бороду. — Все же, это как-то… неправильно, глава. Не нужно убеждать меня, — поспешно поднял он руки, видя, что юноша готов возразить. — Просто дайте мне время все обдумать.
— Воля твоя, — добродушно ответил Инь Шэчи.
Их дружескую беседу прервал звонкий детский вопль, раздавшийся с крыши близлежащего здания. Черноволосый мальчик, невысокий и худощавый, торжествующе орал, стоя на коньке крыши, и вскинув руки к небу. Рядом с ним показалась ещё одна детская макушка, топорщащаяся каштановыми вихрами.
— Я победил! — с невероятным самодовольством провозгласил черноволосый мальчишка. — И это — лишь первая из моих побед над тобой, Сяо-У! Вот увидишь — совсем скоро, я одолею тебя и в боевых искусствах, и в техниках развития! Уж тогда-то, наш славный учитель точно назначит меня старшим!
— Как знаешь, — безмятежно ответил второй мальчик. — Если хочешь, в следующий раз мы можем взобраться на крышу тренировочного зала. С неё, мы точно увидим выход из Долины Сяояо!
— Только если наперегонки! — непреклонно заявил черноволосый. — И я снова доберусь до вершины первым, так и знай!
— Сяо-У! А Сюань! Слезьте сейчас же! — заполошно вскричал Су Синхэ. — Вы не изучали техники шагов, и можете упасть и разбиться! Лестница, где же лестница… — Шэчи покатывался со смеху, наблюдая, как его старший брат по учебе заламывает руки, и суматошно озирается.
— Успокойся, ученик, — раздался тихий и дружелюбный голос, сопровождаемый скрипом и звуком шагов. — Это для стариков, вроде нас с тобой, взобраться на крышу дома — опасная докука, могущая окончиться переломами. Для детей это — всего лишь очередной погожий день.
На площадку, где Инь Шэчи и Су Синхэ упражнялись в боевом искусстве, въехало кресло на колесах, толкаемое Кан Гуанлином. В кресле удобно устроился Уя-цзы, при виде которого оба его ученика поспешно поклонились.
— Но учитель, они ведь могут покалечиться не хуже взрослых, — взволнованно запротестовал Синхэ. — Некоторые травмы, перенесенные в юном возрасте, могут навсегда повлиять на развитие внутренней энергии, да и на рост тела тоже… — он умолк, повинуясь жесту учителя.
— Пусть дети побудут детьми, Синхэ, — с лёгкой улыбкой сказал Уя-цзы. Шэчи с удовольствием отметил, что его старый учитель выглядит лучше вчерашнего — бледность на его лице частью уступила место здоровому румянцу, а руки, по-прежнему сухие и тонкие, тряслись много меньше.
— Вы выглядите на несколько лет моложе, учитель, — весело промолвил Инь Шэчи. — Вижу, лечение Синхэ и Мухуа принесло плоды.
— Спасибо, глава, — доброжелательно ответил тот. — Право, не стоит так заботиться об этом увечном старце. Лучше уделять больше внимания молодому поколению. Спускайтесь, дети, — позвал он сидящих на крыше сорванцов. — Ваш урок с Гуанлином начнется совсем скоро.
— Повинуемся, старший учитель! — с несказанной торжественностью провозгласили оба ребенка, и, помогая друг другу, полезли вниз по стене. Су Синхэ, не удержавшись, подбежал ближе, во весь голос призывая детей к осторожности.
— Тун-эр! Где ты, Тун-эр? — прозвучал из дома женский голос. — Вернись, сынок!
Шэчи с удивлением воззрился на вышедшую из дома жену. Его взгляд тут же наполнился нежностью, невольно прилипнув к фигуре любимой — после рождения ребенка, Му Ваньцин округлилась во всех приятных мужскому глазу местах. В последнее время, стоило лишь Инь Шэчи взглянуть на жену, как он забывал обо всем окружающем, да и о времени тоже.
— Вы не видели Тун-эра, старшие? — озабоченно спросила Ваньцин. — Он опять куда-то уполз. Клянусь небом, не его отца следовало награждать змеиным прозвищем, а этого неуемного ползуна… что такое, муж мой? — с сердитым смущением поинтересовалась она, наткнувшись на влюбленный взгляд Шэчи. — Да, знаю, я изрядно располнела после беременности, и скоро начну напоминать пожилую тетушку, слишком любящую сладости…
— После рождения нашего замечательного сына, твоя красота превзошла все мыслимые и немыслимые пределы, моя великолепная богиня, — протянул юноша, не отрывая глаз от жены. — Один лишь взгляд на тебя отправляет меня в небесные сады, любимая.
— Хватит, — сердито насупилась девушка, и добавила, зачем-то — громким шепотом:
— Поговорим об этом вечером, — смущенно оглядевшись, она вновь позвала:
— Тун-эр, сынок! Где ты?
— Он здесь, госпожа, — обратил на себя ее внимание Кан Гуанлин. — Прятался за коляской старшего учителя, — он поднял весело смеющегося ребенка на руки, и передал Му Ваньцин. Та,
