Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Ладно, – объявил Николай Михайлович, хлопнув ладонью по столу, – щас мы этого реквизитора реквизируем и разберемся, что он на самом деле такое… – И Парамонов хохотнул, чрезвычайно довольный своим каламбуром, который получился у него сам собой.
Пока начальник угрозыска звонил по телефону и заполнял необходимые для ареста бумаги, гражданин, известный как Тимофей Щелкунов, со всех ног примчался в магазинчик, расположенный в подвале одного из ялтинских домов.
Черт знает что это был за магазинчик – торговали тут дешевым мылом, свечами, какой-то дрянью, которую неизвестно зачем выпускают и неизвестно кто берет. Впрочем, в подвальчике имелся свой отдельный телефон. Щелкунов позвонил по нему и дрожащим голосом попросил позвать одного человека.
Менее чем через полчаса тот, с кем реквизитор говорил по телефону, спустился в подвал.
– Сеня, – бросился к нему Щелкунов, – Сеня, меня раскрыли… Сука, он никакой не репортер, он из этих, из угрозыска он…
Не выдержав, Тимофей разразился грязной бранью.
Собеседник вздохнул, чиркнул спичкой о стену и закурил папиросу.
– Давай по порядку, Лёва. Кто тебя раскрыл? Как?
Он сделал знак хозяину подвала, старику в поношенном костюме и тюбетейке. Тот, не выказывая ни малейшего удивления – он вообще выглядел на редкость равнодушным, как человек, который в жизни видел слишком много и больше ничему не способен удивляться, – кивнул, просеменил к входной двери, шаркая подагрическими ногами, запер ее и повесил табличку «Закрыто».
Перемежая свой рассказ проклятьями, количество которых утомило бы и знатока отборной ругани, Щелкунов рассказал, как его вывели на чистую воду, и добавил, что подозревает Опалина.
– Рожа мне его не нравится… И он вышел до того, как снаружи заорали «Шухер»…
Собеседник докурил папиросу, и хозяин молча подвинул к нему пепельницу. Одним легким движением Сеня раздавил окурок и улыбнулся.
– Говорил я тебе, Лёва: не мокрушничай… А ты щенка зарезал. Теперь этот по следу притащился… если ты, конечно, прав…
– Сеня, – сказал Лёва, искательно заглядывая собеседнику в глаза, – мне залечь на дно надо… В Одессу на пароходе, а? В трюме… Клянусь, я себя тихо вести буду…
– Конечно, будешь, – добродушно ответил Сеня.
И, выхватив из кармана кастет, нанес Лёве один точный удар в висок.
Тот, хрипя, повалился на пол.
Сеня неодобрительно покачал головой, поглядел на кастет, словно тот был в чем-то виноват, наклонился и ударил лежащего еще дважды. Хрип прекратился.
Хозяин молча глядел из-за прилавка на происходящее, не выказывая даже намека на волнение.
– Вот сука, а? – Сеня оглядел себя и скривил губы. – Манжету мне кровью испачкал, гнида.
– У меня найдется запасная рубашка, – промолвил хозяин глуховатым голосом.
– Да? – Сеня повернулся к нему и оскалился, пряча кастет. – А размерчик-то мой?
– Ваш размерчик мы завсегда найдем, – почтительно ответил хозяин. – А с этим что делать? – Он кивнул на того, кого в киногруппе знали под именем Тимофея Щелкунова.
– Что хочешь. Избавься от него, слышишь? Лучше всего так, чтобы его никогда не нашли.
И посетитель прошел во внутреннее помещение – примерять новую рубашку, которую ему предложил владелец заведения.
Глава 13
Выстрелы в ночи
Генерал в лоск пьян… Спектакль отменяется!
Из фильма «Дом на Трубной» (1928)«Милая мама и дорогие мои домочадцы!
Пишу, чтобы вы знали, что со мной все хорошо. Недавно мы снимали погоню одного автомобиля за другим. Было очень весе…»
Не дописав слова, перо споткнулось и выдало чепуху.
Федя Лавочкин чертыхнулся. Из коридора раздался отчаянный рев.
– Федя! Федя, ты у себя?
– Меня нет! – пискнул Федя в ответ, покрываясь липким потом ужаса. Он слишком хорошо знал, что означал этот рев и что неминуемо должно за ним последовать.
– Федя! – провыло существо в коридоре. – Федя, открой!
Вой сопровождался такими звуками, словно кто-то скреб когтями дверь, пытаясь прорваться внутрь. Возникало впечатление, что действительность плавно дала крен в сторону фильма ужасов.
– Не открою, – решительно промолвил Лавочкин, обращаясь исключительно к чернильнице.
Он сдвинул брови и сделал вид, что его интересует только письмо домой; но теперь, как назло, ни одно слово не лезло в голову.
– Федя! Трубы горят! Дай мне три рубля! Я же знаю, у тебя есть… Федя! Да будь же ты человеком…
– Лёня, иди к черту! – заорал выведенный из себя Лавочкин. – Ничего я тебе не дам! Ты все пропьешь!
Дверь ответила коровьим мычанием.
Судя по всему, художник Усольцев сегодня страдал от особенно сильного похмелья.
– Ты сам пьяница! – донеслось из-за двери. – Два рубля…
– Нет!
– Федя! Ты гениальный актер!
Лавочкин открыл рот. К подобной стратегии вымогательства он оказался не готов.
– Самый лучший! – клялся человек за дверью. – Самый… ик… неповторимый!
– Лёня, – с тоской в голосе проговорил Федя, – пойди к себе и проспись. – Свободной рукой он меж тем уже нащупывал бумажник, но тут же опомнился.
– Федя! Ты великий артист! – умасливал его художник из коридора.
– Хоть и великий, а денег не дам, – слабо пролепетал Лавочкин.
– Лучше Чаплина!
– Не да…
– Лучше Китона! Лучше, чем Пат и Паташон[20], вместе взятые…
– Ты все врешь! – прокричал Лавочкин срывающимся голосом, собирая остатки воли в кулак. Но воля таяла, как масло, да и кулак тут был просто риторической фигурой.
– Федя! Как ты можешь сомневаться… – заискивал Усольцев за дверью. – Ты величайший артист на свете!
– Я велича… – повторил комик, как загипнотизированный.
– Федя! – взвыла дверь. – Федя, мне плохо! Фееееудяяяя… Гений не может быть так бессердечен к сра… страданиям своего ближнего…
Лавочкин сорвался с места, дрожащими руками достал из портмоне два рубля, распахнул дверь и увидел за ней двух человек: смущенного Усольцева и Володю Голлербаха, который стоял, скрестив руки на груди, и осуждающе смотрел на пьяницу.
– А… э… здорово, – выпалил Федя первое, что пришло ему в голову.
– Леонид Сергеевич, – сказал Володя, – там товарищи из угрозыска жаждут с вами побеседовать.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
