Шагаю к ним, потому что черта с два им сойдет с рук насилие над одной из нас. Внезапно Финнли до боли хватает меня за запястье свободной рукой. И через долю секунды отпускает – настолько быстро и резко, что я невольно задаюсь вопросом, не померещилось ли мне.
– Нет! Нет, нет. – А вот показывается и настоящая Финнли.
Надо же! В моей голове сразу мелькает дикая мысль: а не была ли та странная новая Финнли плодом моего воображения?
– Ребята обращались со мной только с уважением, особенно Касс. Дали еды, воды, личное пространство, все самое хорошее.
– Все самое хорошее, – повторяет Алекса. – Шутишь? И что такого хорошего дал тебе Касс, а?
Сперва на лице Финнли отражается замешательство, после чего его выражение слегка меняется.
– Я не совсем понимаю, на что именно ты намекаешь, но ответ на сто процентов: ничего плохого не происходило. И, – Финнли переводит взгляд – весьма недружелюбный – на меня, – я бы все-таки заметила, если бы кто-то причинил мне боль, ясно? Собратья Алексы преподали мне отличный урок о боли… не каждому повезло стать избранными Волчатами.
– Ладно! – встаю между ними прежде, чем разразится скандал. – Финнли, мы пытаемся тебе сказать, что беспокоились. Да, Алекса тоже. И мы никак не возьмем в толк, почему ты нас не предупредила! Даже Хоуп и та ничего не знала. Мы просто хотим понять…
Ее глаза вновь становятся пустыми, но сверлят меня с удивительной силой.
– Смутно помню подробности. – Ее голос звучит тяжело, как мешок с гравием – дырявый, из которого вот-вот высыплется содержимое. – Проснулась ночью, облепленная муравьями, а потом не успела и опомниться, как оказалась в луже собственной рвоты на нижней палубе корабля, прикованная. А ребята… они меня спасли. Они не засыпают меня кучей вопросов, да и приплыть сюда была не их идея. А теперь, с вашего позволения, разговор окончен.
И Финнли направляется к парням, которые топчутся неподалеку, притворяясь, что не слышали разговор.
– Восхитительно! – вырывается у Алексы.
Я не думала, что смогу запутаться в происходящем еще больше, однако самый важный вывод я, похоже, сделала. Никого нельзя посадить в клетку.
Они согнут решетки, сломают замки и улетят, как только ты отвернешься.
33
Наш пляж, как и все прекрасные, тихие места в мире, не безбрежен.
Парни – и Финнли – разбивают лагерь, и наши костры буквально плюются друг в друга искрами. Пересекаю линию, которую начертила, подхожу к темноволосому. По-моему, он лидер в их компании. По крайней мере, он так себя ведет, весь такой вальяжный и самоуверенный. За мной – с копьями в руках – следуют Хоуп и Алекса.
– А вы разве не могли устроиться где-нибудь еще? – интересуюсь я. – Обязательно сидеть у нас под носом?
– Не обязательно. – Темноволосый подбрасывает в огонь сухие ветки, сидя ко мне спиной.
– Берег большой. Я-то думала, ты хотел держаться от Волков подальше.
Он оглядывается через плечо:
– Не-а. Я же говорил, мы с Волками плохо ладим.
Он мельком бросает взгляд на мое запястье, где должна красоваться татуировка, которой у меня нет. Прячу обе руки за спину в надежде, что он не успел заметить чистую, не запятнанную чернилами кожу.
– Но вы находитесь на территории нашего лагеря, – продолжаю я. – Вас прямо тянет к Волкам.
К темноволосому присоединяется рыжий: вдвоем они представляют собой весьма грозное зрелище. Алекса с Хоуп придвигаются ко мне почти вплотную. Значит, три на два. Финнли и Касс держатся поодаль, с другой стороны костра, и не обращают на нас внимания.
Убеждаюсь, что темноволосый – их вожак.
– А по-моему, именно вы торчите на территории нашего лагеря, – парирует он.
Расправляю плечи, стискиваю зубы:
– Мы первыми нашли поляну.
– А вас никто и не прогоняет.
Его непоколебимое спокойствие приводит меня в ярость:
– Заявляетесь сюда вместе с Финнли, которая на два дня исчезла, и устраиваете ночлег в двадцати футах от нас, будто нам наплевать? И как, скажи на милость, нам почувствовать себя в безопасности?
Он вглядывается в меня, изучая. В голубых глазах отражаются искры костра.
– Сейчас никто не в безопасности.
Его тон заставляет меня похолодеть. Он не боится. Несмотря на свои слова, он ни капли не боится.
Ему что-то известно?
Впиваюсь в него взглядом, бросаю вызов, чтобы он продолжил говорить. Но он явно проигрывать не намерен, и я сдаюсь первой.
«Зачем вы здесь? – хочу спросить я. – Как вы нашли остров? Вы знаете про храм?»
Но в итоге я помалкиваю. Если уж и задавать им вопросы, то надо суметь найти ответы на встречные. А я к такому еще не готова.
– Уходим, – тихо командую я Алексе и Хоуп.
Разворачиваемся, и я чувствую, что мы проиграли, сдались. Пересекаем линию на песке, гордо подняв головы.
Нам надо отдышаться, собраться с мыслями… Это еще не конец.
Мы с Алексой и Хоуп отправляемся искать другое место для ночлега. То есть – любое. Разве что не в джунглях.
Сперва мы настроены оптимистично. Камни? Неважно, сплетем еще подстилок и ничего не заметим! И может, мох ядовит лишь в глубине джунглей, а не повсюду! Да, конечно, чем ближе к воде, тем холоднее, но только посмотрите на звезды!
Но вскоре наши восклицательные знаки срываются с отвесной скалы, на которую мы набредаем, и улетают в джунгли со стайкой стрекоз. В итоге мы плетемся обратно к нашей полянке. Мы старательно обходим мох, убеждаемся, что камни не только неровные, но и острые, и жалеем, что нам не во что закутаться. Ветер пронизывает насквозь.
Нам так зябко, что звезды начинают казаться льдинками, отколотыми от полумесяца-айсберга.
К нашему возвращению костер успевает превратиться в тлеющие угли. А в двадцати футах мальчики развели чуть ли не бушующее пламя.
– Вот обязательно им надо быть такими гадами? – произносит Алекса.
Еще два часа назад она жутко переживала из-за одного из них, а сейчас что-то не спешит с ним объясниться. Впрочем, если бы любимый парень обозвал меня худшим кошмаром, то я вела бы себя примерно так же, как и Алекса. Но он бы ничего подобного не сделал. Даже если бы остался жив.
– По крайней мере, они ведут себя мирно, – замечает Хоуп, подкидывая в костер ветки.
Оглядываюсь на соседей. Один сидит отдельно, другой лежит, подперев голову рукой, рядом с третьим. Они расположились спиной к нам, однако меня не покидает ощущение, что за нами наблюдают.
– Слишком они притихли, – шепчу я. – Непонятно, что у них на уме.
От властной, но одновременно ни к чему нас не принуждающей уверенности этих парней мне почему-то делается не по себе, хоть они вполне и рады держаться от нас подальше. Они настроены решительно. И твердо намерены сохранить свои тайны. Они действительно ведут себя мирно, но от их лагеря – от них самих – исходит энергия, подобная колючей проволоке под напряжением. Одно неверное движение – и пуф! Больше некому делать неверные движения.
