Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Конечно, отдам, я прекрасно понимаю необходимость проверки. Давайте мне сто рублей, которые я потратил, и билет ваш.
Кунцевичу сто рублей выделили на всю командировку, и он уже успел израсходовать треть этой суммы на билеты.
– Я сегодня же телеграфирую в Петербург и надеюсь получить ответ завтра или послезавтра.
– Послезавтра будет поздно.
«Какое, к чертям, завтра – послезавтра. По моей телеграмме они никакого решения не примут, велят явиться лично и доложить, а потом станут думать неделю, а то и две. Герлицкий говорит, что послезавтра будет поздно! Значит, поезд с товаром приходит завтра. Черт, черт, черт!» Кунцевич хотел ткнуть торнского «ваньку» зонтом в спину, чтобы тот лучше понукал свою лошадь, но вспомнил, что находится в Европе и за такой тычок может серьезно поплатиться.
– Не может ли пан ехать побыстрее, я опаздываю, – как можно любезнее попросил извозчика надворный советник.
Возница кивнул и легонько хлестнул лошадку. Но никакого эффекта его действия не возымели, скорость передвижения не изменилась.
Ближайший поезд в Россию приходил в Торн только в половине второго ночи, поэтому до границы чиновник для поручений ехал на лошадях. Ситуация с досмотром повторилась с точностью до наоборот: прусский таможенник захлопнул крышку саквояжа Кунцевича, едва взглянув на его содержимое, зато соотечественник копался в нижнем белье петербургского сыщика с полчаса.
– Что в Пруссии изволили делать? – спросил стоявший рядом жандармский унтер, вертя в руках паспорт Мечислава Николаевича.
– В гости ездил.
– Больно недолго в гостях-то были, вас там что, плохо встретили?
Чтобы прекратить бесполезную дискуссию и ускорить процедуру таможенного досмотра, Кунцевич достал полицейскую карточку и командировочное удостоверение.
– По поручению его превосходительства директора Департамента полиции ездил.
Взглянув на документы, унтер вытянулся во фрунт и тут же, сделав нужную отметку и оторвав въездной талон, вернул паспорт владельцу. Досмотрщик же немедленно захлопнул саквояж и вызвался донести его до дверей ревизионного зала.
– Скажите, а как мне найти вашего начальника? – спросил у таможенного чиновника чиновник для поручений.
– Так тщательно смотреть – моя прямая обязанность, ваше высокоблагородие! Мне жандарм сказал, что вы в Пруссии всего несколько часов были, а это, согласитесь, очень уж подозрительно. Поэтому я вас так серьезно и досматривал. А инструкций я не нарушил.
– Да я жаловаться и не собираюсь, я, наоборот, хотел похвалить вас начальству за рвение.
– Извольте, я вас провожу.
Управляющий Александровской таможней коллежский советник Леонид Михайлович Курланд питерского гостя принял со всем радушием, угостил чаем с домашним вареньем, внимательнейшим образом выслушал и поклялся оказать полное содействие смежному ведомству.
– У меня что не контролер – орел! На досмотрах собаку съели, муху не пропустят! А уж фальшивые кредитки в два счета найдут, не извольте беспокоиться. Да что контролеры! Я завтра сам поезд встречу, сам искать стану!
«Орлы у него, как же, не таможня, а дырка в границе», – подумал Кунцевич, улыбаясь управляющему.
Курланд меж тем продолжал:
– Из Франции к нам обычно на восемнадцатом немецком приезжают, он с нашим четвертым курьерским стыкуется. В девять двадцать две утра. Это если до Питера. А если до Москвы, то на четыре часа позже. Я думаю, они в первом классе поедут?
– Скорее всего. Такие господа любят с комфортом путешествовать.
– В этих поездах только первый и второй классы, всего восемь вагонов. Для первого класса отдельный ревизионный зал. Там у меня Шиллинг командует. Двадцать лет в таможне, профессионалист! Я его проинструктирую.
– Леонид Михайлович, а могу ли я при досмотре поприсутствовать?
– Сделайте милость.
Утро было мерзко-туманным. Моросил мелкий холодный дождь, противно подвывал ветер. Из-за клопов, в изобилии водившихся в пристанционной гостинице, Кунцевич долго не мог уснуть, поэтому встал абсолютно разбитым. Из-за этого порезался при бритье и долго не мог остановить кровь. В общем, в таможню он явился в отвратительнейшем настроении.
Берлинский поезд уже прибыл и проходил пограничные формальности на прусской стороне. Через полчаса в ревизионном зале появились первые посетители, артельщики на тележках привезли багаж, вскоре помещение наполнилось гулом голосов.
– Внимание, дамы и господа! – Белобрысый Шиллинг говорил прекрасным густым басом. – Попрошу ручной багаж выложить вот на эти столы, открыть ваши чемоданы и приготовить багажные квитанции и ключи от большого багажа. Мы будем вызывать вас по фамилиям. Каждый, услышав свою фамилию, должен откликнуться, но с места двигаться не надо – чиновник сам к вам подойдет.
Кунцевич неспешно прохаживался по залу, наблюдая десятки раз виденную ранее процедуру.
«Который? Вон тот господин в бобрах? Или вот этот длинный в английском пальто? А может, это дама? Не вон та ли, хорошенькая?»
– Откуда, куда? Вещи, подлежащие оплате пошлиной, имеете? – слышались отовсюду голоса досмотрщиков.
Пассажиры отвечали, показывали документы на багаж, неохотно оплачивали пошлину. Слышался звон монеты – на таможне казна принимала только золото.
– Позвольте! Как же это, вы только что сказали, что вам оплачивать нечего, а у самого – несколько фунтов дамских вещей! Уж не хотите ли вы сказать, что это ваши вещи? А вы, Вацлав Марианович, куда смотрите? – услышал Кунцевич из дальнего конца зала и сразу же направился туда. Краем глаза он заметил, что туда же спешит и жандармский унтер.
У досмотрового стола стоял Шиллинг и распекал низенького и толстенького подчиненного с петлицами коллежского секретаря. Лицо последнего покрылось крупными каплями пота и покраснело. По другую сторону стола находился высокий статный брюнет с красивой проседью в густой шевелюре, в прекрасном пальто и дорогой шляпе.
– Извольте не хамить! – взвизгнул он. – Вещи не мои, а одной моей знакомой. Она вывозила их за границу из России, и потому они оплате пошлиной не подлежат.
– Ну и где же эта ваша знакомая?
– Ее со мной нет, она уехала из Франции на день раньше. Очевидно, в Париже мы перепутали чемоданы. Мы их покупали в одном месте, и они совершенно одинаковы.
– Тогда вам придется заплатить пошлину, причем в двойном размере, как не объявившему об облагаемом багаже. Ну-ка, сколько здесь? – Шиллинг закрыл чемодан и взвесил его на руке. – Глаза его сузились, и он едва заметно кивнул. Кивок заметил не только Кунцевич, но и тот, кому этот сигнал предназначался – унтер быстро переместился за спину господина в шляпе.
– Какой тяжелый у вас чемоданчик. Обычно чемоданы французской выделки весят гораздо меньше. Выложите, будьте любезны, вещи на стол.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
