— Атомная энергетика… да! Иииккк, ургххх, аааххх-аааххх! Наверное… вы… ик!.. правы! Людвиг Принн об… иииккк-ууугххх… Азатоте!
Вонь стала невыносимой. Клубы черного пара буквально сочились из раскачивающейся и тающей фигуры, стоящей в проеме открытой двери. Я последовал примеру Кроу и закрыл носовым платком нос и рот. Последними словами призрака Уэнди-Смита — перед тем, как он истаял почти окончательно и растекся по половицам, — были такие:
— Да, Кроу… гларгххх, аргххх, ургххх:… прочтите «Тайны червя» Принна!
Еще пара мгновений — и на полу осталось только расползающееся пятно… но… помоги мне, Господи! — посередине этого пятна остался комок слизи весьма узнаваемой формы!
Человеческий мозг в чужеродном, протоплазматическом теле!
Я остолбенел — вынужден в этом признаться, а вот Кроу начал действовать. Керосиновая лампа уже горела на полную мощь, каюта была залита светом, и до меня наконец начал доходить смысл приказов друга:
— Выходи, де Мариньи! Бегом на трап! Эта вонь наверняка ядовита!
С этими словами он меня наполовину вытолкал, наполовину выволок через порог. И меня стошнило. Жутко стошнило за борт. Было полное впечатление, что река то ли чавкает, то ли смеется надо мной.
Кроу, как ни подействовали на него все кошмарные события прошедшего часа, довольно быстро овладел собой. Я услышал, как хлопают створки открываемых нараспашку окон, услышал сдавленный кашель Кроу, передвигавшегося в отравленном зловонием плавучем доме, услышал его шаги и тяжелое дыхание, когда он наконец выскочил на палубу, перебежал к другому борту и швырнул в реку что-то, что издало громкий шлепающий звук.
Когда тошнота отступила, я расслышал, как Кроу льет воду и драит пол в каюте. Я поблагодарил свои счастливые звезды за то, что в свое время не постелил в каютах ковры! Подул свежий ветер и помог прогнать с «Морехода» ядовитое зловоние нашего недавнего гостя. Когда я смог выпрямиться и удержаться на ногах, мне стало ясно, что вскоре в моем плавучем доме все станет, как было.
Незадолго до полуночи, когда Кроу вышел на палубу в рубашке, с закатанными до локтя рукавами, на дороге, идущей вдоль берега, прямо напротив нашего трапа, остановилось такси. Из машины вышел пассажир с большим портфелем. Водитель вытащил из багажника его увесистый чемодан.
Когда пассажир расплачивался, я отчетливо расслышал его голос:
— Большое вам спасибо. Они дома, как я вижу, так что ждать вам не придется.
В этом возвышенном, горделивом голосе я различил едва заметный североамериканский акцент. Кроу удивленно нахмурился. Второй за этот вечер гость неуверенно зашагал по доскам трапа. Такси уехало в ночную тьму.
— Здравствуйте, — шагая по трапу, поприветствовал нас гость. — Мистер Титус Кроу, полагаю, и мистер Анри-Лоран де Мариньи?
Свет озарил нашего посетителя, и я разглядел пожилого джентльмена, седина которого чудесно сочеталась с умным лицом, бровями вразлет и широкопоставленными, пытливыми глазами. Я отметил для себя, что одет он в самом консервативном американском стиле.
— Вы застали нас не в самое удачное время, сэр, — произнес Кроу, осторожно протянув руку для приветствия.
— А-а-а, ну конечно, — улыбнулся незнакомец. — Пожалуйста, извините меня. Мы никогда с вами не встречались лично, хотя многократно переписывались!
На миг мой друг нахмурился еще сильнее, но вдруг в его глазах вспыхнули искорки узнавания. Он ахнул и крепче сжал руку гостя.
— Так значит, вы…
— Писли, — кивнул наш гость. — Уингейт Писли из Мискатоникского университета, и я чрезвычайно рад с вами познакомиться.
8. Писли из Мискатоникского университета (
Из записных книжек де Мариньи)
Еще ни разу в жизни за одну ночь на мою долю не выпадало столько откровений.
Писли вылетел из Америки, как только получил первое письмо от Кроу. Он покинул университет в Аркхэме еще до прибытия посылки с яйцами, которые теперь ожидали какие-то неведомые, таинственные исследования в Штатах. Прибыв в Лондон, профессор первым делом попытался связаться с Кроу по телефону, и в итоге ему ответил преподобный Гарри Таунли. Но даже после этого профессору пришлось явиться к преподобному домой и предъявить все документы, удостоверяющие личность, какие у него имелись при себе, и только тогда Таунли сообщил ему о местонахождении Кроу. Наш приятель, доктор богословия, был верен данному слову!
— Несгибаем, — довольно произнес Кроу, услышав рассказ Писли. — Старина Гарри!
Просветив Писли относительно того, где искать Кроу, он поведал американцу также о том, что к «загадочным» делам Кроу причастен еще и де Мариньи. И хотя Писли прибыл в Англию, главным образом, для того, чтобы повстречаться с Кроу, у него не вызвало неудовольствия мое присутствие и участие в приключениях моего друга. Он много слышал о моем отце — великом ново-орлеанском мистике, Этьене-Лоране де Мариньи, и сразу же сделал безошибочное предположение о том, что в отношении характера мне досталось многое от отца, а более всего — любовь к удивительным и страшным загадкам.
Писли сказал нам, что приехал, помимо всего прочего, для того, чтобы сообщить нам о том, что мы с Кроу можем стать членами некой организации — вернее говоря, Фонда. Фонда Уилмарта. Управление этой неофициальной структурой осуществлял Писли лично, в компании с административным советом, составленным из уважаемых и чрезвычайно опытных профессоров Мискатоникского университета. Официально Фонд начал свою деятельность после безвременной кончины мудреца, в честь которого получил свое название. Главной целью Фонда было продолжение той работы, которую старик Уилмарт хотел начать незадолго до смерти.
Писли сразу же понял, как глубоко и полно Кроу знаком с мифами о Ктулху, и это его потрясло. Сам я с этими преданиями был знаком более скромно. И как только Титус в разговоре упомянул о своих пророческих снах, Писли принялся расспрашивать его об этом подробно. Похоже, ему были знакомы другие люди, которых посещали подобные странные «видения», — люди с сомнамбулической психикой! Но более всего этой ночью меня потрясли откровения самого профессора. Мы слушали его удивительные рассказы до утра следующего дня.
Но прежде чем он начал растолковывать нам подробности — почему он так скоропалительно прибыл в наш плавучий дом, — Писли заметил, в каком взбудораженном состоянии пребываем мы оба, и велел рассказать обо всем с того самого момента, как яйца из Хардена попали в руки Кроу. События, которые мы пережили до прихода Писли этим вечером, его также очень заинтересовали — отнюдь не из болезненного любопытства, а потому, что в лице черного призрака нам себя явила способность хтонийцев, о которой Писли ничего не знал, а именно — умение сохранять идентичность жертвы помещением ее головного мозга в живые ткани собственного изготовления. Мы рассказывали профессору о нашем несчастном посетителе, а он старательно делал заметки и удовлетворился только тогда, когда узнал все подробности происшествия, до последних мелочей.
