Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
– Было? – переспрашивает Линкольн.
Она успела потерять нить разговора.
– Что?
– Разве у него больше нет имени? Разве, когда кто-то умирает, у него не остается имя?
– Я имела в виду «есть», – уточняет она. – Как, по-твоему, его зовут?
– Маршмэллоу, – говорит он.
Она крепче сжимает его руку.
Когда он играет со своими пластмассовыми футболистами, то заставляет квотербеков выкрикивать ободряющие возгласы: Играем энергично! Играем быстро! Разве мы делаем плохие блокировки? Нет! Хорошие блокировки? Да!
Исключительно милый ребенок. Его легко огорчить.
Линкольн снова останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на слона. А может, его внимание привлек мотылек или падающий лист.
– Линкольн, – наклонившись к его уху, шепчет она. – Нам надо идти. Нам нельзя смотреть на вещи, которые не имеют значения.
Вокруг так много пространства. Так много вероятных укрытий, которые невозможно обнаружить, пока кто-нибудь не выйдет оттуда с поднятым оружием. Она продолжает озираться по сторонам, понимая, что не в состоянии увидеть всё.
Если начать думать об этом – о том, как многого ей не видно, – становится трудно дышать.
Иди быстрее. Будь внимательна, но иди быстрее.
Слон остался уже в нескольких ярдах позади. Они подходят к ресторану с его павильоном и громкоговорителями. Заглушая все остальные звуки, гремит музыка, и Джоан догадывается, что на заборе висит еще один громкоговоритель. Все же она продолжает прижиматься к бамбуковой ограде и темной полоске травы, куда не доходит свет фонаря. Она тянет Линкольна за руку. Невмоготу оставаться здесь дольше. Мало того что ничего не видно, но из-за ревущей музыки – «Werewolves of London» – ничего не слышно.
Ресторан справа от нее, а павильон с соломенной крышей – прямо по ходу. Но между ней и этим зданием лежит освещенная площадка, где дети обычно бегают, падают и пьют сок из пакетиков. Здесь сходятся дорожки, ведущие к разным вольерам, и место это ужасно открытое. Если они вступят на эту площадку, то окажутся незащищенными и слышны будут лишь вой волков да грохот клавишных.
Из-за музыки у нее начинает стучать в голове.
Она решает, что они дойдут до вольера с черепахами, где над бетонной дорожкой раскинулось огромное дерево, и пересекут бетонную площадку под тенью этого дерева. Приняв это решение, она сосредоточивается на нем. Пригнувшись к забору, они медленно продвигаются вперед, и ее отвлекает только то, что вой в громкоговорителях на несколько секунд затихает, а потом начинается следующая песня.
В этот момент тишины она слышит крик младенца. Сначала она думает, что это обезьяна, но потом дыхание как будто захлебывается, и она понимает: это не животное. Плач яростный, клокочущий, и он близко. Настолько близко, что она вспоминает, как лежит в постели, в доме предрассветная тишина, кроватка Линкольна в соседней комнате, в десяти футах от нее; вспоминает, как просыпалась в долю секунды, стоило ему пискнуть, опускала ноги на пол, толком не успев разлепить глаза.
Джоан резко поворачивает голову к скамейке, стоящей в десяти футах от них – с нее удобно наблюдать за слонами, – ожидая увидеть длинноволосую маму, успокаивающую ребенка, но скамейка пуста.
Затем музыка возобновляется, ритмы диско заглушают все остальное, и она почти убеждает себя, что придумала все это, что воображение сыграло с ней злую шутку. Но она уже знает. И ей не надо принимать какие-то новые решения. Подходя к скамейке, установленной в нише у забора, она всего лишь придерживается выбранного маршрута, и рядом нет ничего, кроме металлического мусорного бака.
Джоан медлит, ссутулившись и не выходя из тени. Никого нет. Здесь явно никого нет – ни ребенка, ни матери. Линкольн дергает ее за руку, но не потому, что хочет вырваться, а потому что испытывает нетерпение. Она чувствует, он наклоняется вперед, как бы поторапливая ее.
Здесь явно никого нет.
Но она притягивает Линкольна к себе, ставит его перед собой, и они двигаются вперед. Дойдя до мусорного бака, она кладет руки на прохладный, немного липкий металл крышки и рывком поднимает ее. Она знает, что именно там найдет, однако убеждает себя в том, что этого не случится. Да, подняв крышку, она видит кричащего ребенка.
Она едва слышит его из-за музыки, хотя видит, как двигаются его губы. Свет от луны тусклый, но его достаточно. Ребенок лежит на одеяльце, закрывающем почти весь мусор, примерно в футе от верха бака. Крошечный, мягкий, дрыгающий ножками младенец. Моисей в корзине.
Положив крышку бака на бетон, она наклоняется и пытается успокоить его, сама не слыша своего голоса. Протягивает руку к маленьким пальчикам. На голове пушок из темных волос. Значит, он не новорожденный, ему несколько месяцев. Малыш неплотно завернут во второе одеяло пастельных оттенков – зеленых, желтых или белых? – и сумел высвободиться. Джоан видит его боди, тоже пастельных оттенков, и толстенькие ляжки. Но больше всего она загипнотизирована его гневом – эти зажмуренные глаза, наморщенный лоб и широко разинутый рот, который при всем желании не может соперничать с громкоговорителями.
Та женщина – или какая-то другая – оставила ребенка в помойке. В помойке!
Это уму непостижимо!
Линкольн тянет ее за руку и что-то говорит. Она не имеет понятия, что именно, а потому наклоняется ближе к нему:
– Скажи мне на ухо.
– Что это, мама? – кричит он, но она по-прежнему едва слышит его.
До нее доходит, что ему не видно. Ему не дотянуться до края мусорного бака, и он не слышит ничего, кроме музыки. Она стоит оцепенев.
– Ничего, – отвечает она, сама не понимая, зачем лжет ему.
– Тогда на что ты смотришь?
Она выпрямляется, глядя на ребенка. Потом замечает, что руки ее сами тянутся к баку. Она отступает назад.
– Мне показалось, я что-то услышала, – говорит она.
Должно быть, мать ребенка запаниковала. Может быть, она увидела приближающихся преступников, или просто ослабла, или смалодушничала. Не сумела успокоить ребенка и сдалась. Спасла себя. Вероятно, спряталась в каком-то укромном месте, оставив ребенка среди пустых банок из-под содовой и оберток от гамбургеров. Джоан ненавидит ее всеми силами души. Ее руки вновь нависают над мусорным баком, но почему она не дотрагивается до ребенка?
Линкольн тянет ее за юбку.
Джоан не в силах оторвать взгляд от ребенка. Если побороть в себе первую реакцию на мусорный бак, то не такое уж это ужасное укрытие. Если примириться с фактом, что женщина буквально выбросила ребенка, это замечательное место. Рядом с громкоговорителями ребенок – интересно, это девочка или мальчик? – может кричать, сколько ему вздумается, и никто не услышит. А кричать он, разумеется, будет, потому что он один, ему страшно, и, наверное, он голоден, и рядом нет теплого маминого тела. Младенцы чувствительны к запахам, а здесь незнакомый мерзкий запах гниения. Однако звук плача заглушается, к тому же мусорный бак – некое грубое подобие колыбели, обнесенной стенами, из которой ребенок не может выбраться.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
