Эмили проклинала свою глупость, свою веру в то, что она могла стать желанной для такого человека, как Годрик. Да она была последней женщиной на земле, которую полюбил бы некто вроде него.
Но, конечно же, лишь любовь могла причинять такую боль.
Эштон не знал, что именно произошло между его другом и Эмили, однако ее слезы тронули его больше, чем что-либо за последние годы.
С тех пор как Эмили вошла в их жизнь, часть его, которую он давно считал мертвой, вдруг ожила. Стремление защитить ее теперь стало одним из самых сильных его желаний, и он готов был наказать виновника ее слез, даже если это Годрик. Они все поклялись гарантировать ее благополучие, а в его глазах, это относилось и к данной ситуации.
Несмотря на ранимый возраст, Эмили была сильной девушкой, и до настоящего времени он не видел, чтобы она плакала. Годрик поступил ужасно, оставив ее в таком безутешном состоянии.
– Тише, дорогая, ну же.
Она притихла.
– Вот так. Ты можешь рассказать мне, что произошло? – Эштон взял ее за подбородок и поднял лицо, чтобы она посмотрела на него.
– Не знаю, можно ли об этом рассказывать… – Ее щеки немного порозовели.
– Пожалуйста, Эмили. Я не хочу видеть, как ты снова страдаешь, поэтому должен знать, от чего защищать тебя.
Эмили, все еще дрожа, медленно набрала в легкие воздуха.
– Я попросила у Годрика почитать книгу. Он сказал, что за это я должна его поцеловать.
В сердце Эштона появилась безудержная ярость.
– Но я не совсем умею это, и он сказал, что научит меня.
Враждебность барона возрастала.
– Он… он заставил тебя? Он вел себя грубо? – спросил молодой человек, и в его словах прозвучала опасная резкость.
Эмили покачала головой.
– Тогда почему ты плачешь?
– Из-за того, что он сказал мне после… Он сказал, что не должен был просить ребенка целовать его. Ребенка! – Она снова спрятала лицо на его груди.
Эштон был обескуражен. Он не мог понять, что же не так. Что заставило Годрика произнести такие странные слова? Женщинам от природы дано хорошо целоваться, и они схватывают все на лету. Это мужчинам требовалась практика, чтобы овладеть таким мастерством.
У Годрика не было причин говорить столь жестокие вещи, тем более после того, как она сделала то, о чем он попросил.
– Эмили, посмотри на меня, дорогая.
Она подняла на него глаза.
– Что ты сделала, когда поцеловала его? Можешь мне сказать? – Вероятно, ему удастся узнать, что встревожило его друга.
– Я просто поцеловала его. Я вспомнила, что ты рассказал мне о нем, о его детстве и об отце, и поцеловала его. Я сделала это неправильно?
Глаза Эштона немного посветлели.
– Уверен, что нет.
– Тогда в чем причина?
Эштон прижал палец к ее губам.
– Я думаю, ты сделала для Годрика нечто такое, чего никто до тебя не делал. Это напугало его. Ему нужно время разобраться со своими чувствами. Можешь быть к нему снисходительной?
– Но что я сделала?
– Ты действительно не понимаешь, дорогая?
Эмили покачала головой.
– Ты поцеловала его от всего сердца.
Ее брови сдвинулись в одну линию, когда она обдумывала его ответ.
– А разве не так нужно целоваться?
Эштон с болью осознал, что она действительно была такой же милой и невинной, как и казалась. Ни один мужчина под крышей этого дома не был достоин ее сердца. Эштон взял ее руки в свои, нежно поцеловал, а потом сказал:
– Если бы все целовались так, как ты, мужчины бы никогда не оставляли своих любимых и не уходили бы на войну, отцы никогда не били бы своих детей, а жены не беспокоились бы о неверности своих мужей, потому что измен бы не было. Большинству из нас следовало бы целоваться от всего сердца. Не имеет значения, что сказал Годрик, запомни это. То, что ты показала своим поцелуем, – бесценно.
Эмили напомнила Эштону, что когда-то он хотел от жизни чего-то большего. Он молча поблагодарил ее за такое прозрение, поцеловав девушку в лоб. Помог ей подняться и проводил из кабинета герцога в ее комнату.
– Мне надо уладить с Годриком одно дело. Могу я попросить тебя остаться здесь без охраны до завтра? Чарльз вдвое увеличил предыдущую ставку, что ты сбежишь до рассвета, и мне бы очень хотелось, чтобы он проиграл.
Уже не в первый раз ее попытки бегства сравнивались со спортом, но то, как Эштон сказал об этом, вызвало у нее смех.
– На самом деле мы обсуждали возможность предоставить тебе завтра десятиминутный рывок на старте, – добавил он.
– В самом деле?
– Да. Пешком, конечно. Затем мы возьмем лошадей и гончих, чтобы догнать тебя.
– Ты же говоришь не серьезно?
Эштон усмехнулся.
– Конечно нет. Но это вызвало у тебя смех. А сейчас ты дашь мне слово чести, как дочь джентльмена, что не будешь пытаться и не сбежишь до завтра, хорошо?
Эмили кивнула, ее утомил настолько эмоциональный день, однако она почувствовала тепло от странного юмора Эштона.
– Клянусь честью моего отца.
– Спасибо.
Эштон пригладил ее волосы и прикоснулся губами к ее лбу, прежде чем оставил девушку одну. Он остановился у двери, наблюдая, как она снова легла в кровать и застыла, восстанавливая дыхание.
– Я всегда должна целовать от всего сердца… – прошептала перед тем, как уснуть.
Годрик стремительно ворвался в комнату для занятий боксом, где Чарльз и Седрик собрались заняться кулачным боем. Лорд Лонсдейл, опытный боксер, находясь в Лондоне, любил провести несколько раундов на ринге. Конечно, те из них, на которых оказывался Чарльз, нередко имели плохую репутацию. Хотя он часами тренировался в Салоне Джексона, все же предпочитал более жесткие арены, где мог доказать, на что способен.
Седрик отходил назад, а Чарльз наступал.
– Годрик? Ты выглядишь убийственно.
– Маленькая озорница забралась в твои брюки? – пошутил граф, сделав выпад в сторону Седрика, но промахнувшись на несколько дюймов.
Годрик сбросил свой жилет и начал засучивать рукава. Он кивнул виконту, и тот вышел за линию ринга, находившегося в углу большой комнаты отдыха.
– Заткнись и борись со мной, Чарльз.
Тот ухмыльнулся, всегда готовый сделать выпад в сторону Годрика, если предоставлялась такая возможность.
Они боролись всего несколько минут, когда вошли Эштон с Люсьеном, оба заметно огорченные. Люсьен выглядел раздраженным, тогда как барон излучал холодность.
