Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
Но как бы само собой у меня на лице образовалось выражение… Ну, похоже, как после удара бывает.
Хотя до удара не доходило.
Но выражение – как после него.
Глядеть на себя в зеркало мне было неприятно.
Молчит.
Отца я не знал.
Мать – красавица, дура, неряха, многомужка.
Я ее обожал.
Девятнадцать мужей за шестнадцать лет!
Все девятнадцать были кретины.
Ни одного не полюбил.
Они меня раздражали, я их не понимал: чего они от меня хотят?
От матери – от нее?..
Вообще – от жизни?..
И мама – теперь я догадываюсь – тоже плохо понимала.
Но то ли ей было все равно, то ли вкус был такой – на козлов.
Козлы – они и есть козлы.
Могла бы и догадаться, что я, младенец еще, через них знакомился с миром.
К шестнадцати годам, когда я хотел сказать «человечество», я говорил: «Девятнадцать вонючих козлов».
Молчит.
Я, конечно, родился уродом.
Само получилось – х-ха!..
Смотрит наверх.
Вот-вот, сама ослепительно прекрасная связалась с мерзейшим из козлов.
Ее собственное выражение, я ничего не придумывал.
Иногда на нее находило, она мне кричала, что я как две капли воды похож на своего папашу, наимерзейшего и наикозлейшего.
Но только уж он-то – в отличие от меня – был прекрасен во всем, даже в собственной мерзости.
Он был пьяным ветром, кричала, грязным дождем, матерщинным ураганом.
С ним нельзя было жить – а только молиться на него, и только ему поклоняться!..
Тяжело вздыхает.
Откуда и как он упал на нее, мой страшный папаша, и куда понесло его после – кто знает?..
Она-то не знала точно, я верю.
Но я вдруг отчетливо понял: ну да, я возник не из гордой гармонии.
И, уж конечно, не из прилива нежности и любви.
Но случился, как говорят, в результате взрыва похоти.
Из отравленных, острых осколков отчаяния и пустоты. Вселенские запахи потных соитий проникли в меня до костей.
Ни сбежать и ни спрятаться мне от тоски – ибо куда можно укрыться от самого себя?..
Молчит.
В школу я не ходил.
Мои однопородные братья и сестры терпеть меня не хотели.
Я читал, так бывает: у зверей, птиц, насекомых, людей…
Кого-то не любят.
До ярости.
До истребления.
А как истребят – почему-то вдруг моментально успокаиваются и только плечами пожимают: чего это мы его?..
И за что это мы его?..
Молчит.
Мама, мама…
Единственная женщина, удивительная женщина, которая как-то была привязана ко мне…
Всегда была рядом…
Хотя изменяла с козлами…
Но возле нее я мог жить…
Молчит.
Мамы однажды не стало – пришлось мне искать работу.
Но чего я умел и куда мог пойти?
Вот для Тебя загадка…
Какой-то из бывших козлов пожалел и пристроил работать в анатомический театр.
Театр – анатомический – красиво!
Я мыл покойников.
Приготовлял…
Они терпеливо молчали, не выказывали агрессии, в них, казалось, не было зла. Я подолгу смотрел на них, мне было странно: И КУДА ЭТО – ВДРУГ – ЗЛО ИСЧЕЗАЕТ?.. И ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ – ВДРУГ – СУЩЕСТВО БЕЗ ЗЛА?.. ИЛИ СМЕРТЬ – УДИВЛЯЛСЯ – НЕ ЗЛО?..
Я разглядывал бывших людей, еще так недавно блиставших умом, глупостью, пошлостью, злобой, добром, великодушием, жестокостью, коварством, – и думал: чего было злиться?
Вот же и все…
И чего суетиться?
Вот же – и все?..
Молчит.
Из театра прогнали за странность.
Так объявили…
А жить было нужно.
Ну, поначалу я продавал все, что продавалось: вещи, мебель, посуду, квартиру…
Потом продал почку, селезенку, четыре ребра, одно легкое, правую руку по локоть, левую ногу пониже колена, правый глаз, левое ухо, верхнюю губу…
Горестно усмехается.
Что любопытно…
Нюанс…
Замечаю для смеха: меня целиком – целиком сотворенным – меня целиком не желали.
Но грызлись, как лютые волки, в жутких очередях за всякий мой жалкий член, подкупали врачей, вожделея, стонали: желаю твой жалкий член!
Желаю твой жалкий член!..
И опять усмехается.
Я уже говорил: я себя не любил.
Продавал себя без сожаления.
Увы, я уже видел прошлое и будущее меня не возбуждало.
Я знал, что солнце уйдет и появится снова; станет холодно – потом опять жарко; что всему есть свое время – жить и лгать, умереть и заткнуться. Одного я не знал: что однажды я вдруг полюблю…
Молчит.
Она так похожа на маму…
И тоже красивая…
Тоже, похоже, неряха…
Растяпа…
Недавно пришила на месте искусственного уха – искусственный глаз…
Заметив, что я удивлен, улыбнулась невинно, просила не обижаться, чмокнула в кончик носа…
Улыбается.
А мир – странный…
Когда не осталось надежды, казалось, совсем – он мне улыбнулся. Светло, беззаботно, как будто хотел мне сказать: «Эй, не горюй! Да не все так плохо, да, эй!..»
Улыбается почти счастливо.
Ее поцелуй горел и сверкал на кончике моего носа, как алмаз.
Я впервые не прятал лица, мне впервые хотелось кричать этому удивительному, этому прекрасному миру, что я еще есть!
Что еще не конец!
И что у меня – для него! – еще много прекрасных членов!
И что я… Я-а-а… Я…
Поднимается.
Я, смотри…
Удаление сердца на завтра…
Но подумал, что я не продам…
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
