Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
В собрании Фабио были настоящие сокровища — по меньшей мере половина всех записей самбы, выпущенных в Бразилии, несколько сотен виниловых дисков с американским джазом и блюзами, пять сломанных проигрывателей, двадцать пять концертных шляп, десять пар белых брюк, целый чемодан клоунских костюмов, десять барабанов и коллекция ржавых оловянных свистков. Нельзя недооценивать организаторские способности Фабио. Его барахло было разбросано по разным домам, отелям и паркам Санта-Терезы — кое-что даже перешло в собственность бомжам Лапы, — зато в цепкой памяти Фабио все было четко разложено по полочкам.
— Где мой карнавальный барабан? — приставал он как-то утром в Лапе к спящему прямо на улице пьяному, ослепшему то ли от кашасы, то ли от катаракты, то ли от них обеих.
— Отвя-ань, Фабио, — бубнил мужичок спросонья. — Я сто ле-ет его не видел, его Мигельзинью забрал домой.
— Так пойди и принеси. К карнавалу чтобы был у меня, — резко оборвал Фабио. Пьяного как ветром сдуло.
— А как это случилось? — заинтересовалась я. — Он у тебя его одалживал?
— Ну да, на карнавал, — кивнул Фабио.
— И ты только теперь его забираешь, через год? Надеешься получить его? — расхохоталась я.
Фабио кивнул, убийственно серьезный, как крестный отец мафии:
— На самом деле, через три года. Конечно, я хочу получить его обратно. Или будут выплачивать мне долг с процентами, кашасой. — И он не шутил.
Часто Фабио договаривался, что поживет в чьем-то доме, а в качестве оплаты обещал поддерживать чистоту. При этом он терпеть не мог убираться. Раз в неделю он звонил кому-нибудь из своих многочисленных должников — пьяниц или уголовников, — и вот они уже драили полы, а Фабио восседал, как плантатор, в панаме и темных очках, почитывал газетку и время от времени указывал им на пятнышки неубранной грязи. Моя мама любит говорить, что в этом мире одни люди прирожденные холопы, другие — прирожденные аристократы, и совершенно неважно, в какой семье они родились. Здесь она права, как никогда.
Предсказание Густаво насчет «финансовых вопросов» начало сбываться примерно через месяц, хотя совсем не в той форме, какую я ожидала. Разница в наших доходах была огромна (125 долларов в месяц у Фабио и около тысячи у меня), но Фабио придумал оригинальный способ сравнять их: он старался, чтобы я тратила меньше и экономнее, а вовсе не просил оплачивать его расходы. Единственным — и вполне оправданным — исключением в этой благородной стратегии были хорошие вина и сыры. Дело в том, что, как выяснилось несколько недель спустя, под маской голоштанного бразильского радикала скрывался самый настоящий гурман. За это Густаво безжалостно высмеивал его, замечая: «А я-то думал, ты настоящий артист!» Но наедине он как-то с покаянным видом заметил, что, родись Фабио по эту сторону черты, а не в нищем рабочем пригороде на севере Рио, из него мог бы выйти настоящий олигарх. У него явно были для этого все предпосылки. Никто не умел так жестко торговаться, так свирепо выколачивать долги, не имел такого чутья на выгоду, как этот нищий музыкант. Когда я была с Фабио, мне ни разу не пришлось платить за вход ни в одном клубе, а ведь мы посещали их раза по четыре в неделю, если не чаще. Отныне за все покупки я расплачивалась по расценкам для местных, да еще и получала в довесок бесплатные образцы. Когда Фабио готовил дома, мы питались на два доллара в день, а в поездках тратили на двоих меньше половины стандартного бюджета туриста-одиночки.
Я рискую вызвать раздражение читателя, расписывая дешевизну жизни в Бразилии, особенно после того, как язвила по поводу американцев в Буэнос-Айресе (ладно уж, теперь, в моем нынешнем добром расположении духа, я готова признать: мы все любим прихвастнуть насчет того, сколько сумели сэкономить на ужине в стране «третьего мира»), — и все же: неделя вдвоем на пустынном островке обошлась мне в десятку баксов.
— Только потому, что спали вы прямо на пляже! — горячо возразил Густаво.
— Все лучшее в жизни дается нам бесплатно, — парировала я.
Густаво категорически не согласился с этим выражением:
— Неправда. Бриллианты стоят денег. Вино тоже небесплатно. За большие дома приходится платить.
Словом, как вы поняли, мы жили в палатке. И это было великолепно. Фабио знал в Рио такие уголки, о которых не слыхали даже самые крутые старожилы. Мой друг кочевал по Рио, как цыган, и не было в городе ни одного недоступного для него места.
В тот день он даже не предупредил меня, что мы куда-то едем. Мы даже не взяли с собой хоть по смене одежды. Уезжали мы на местном автобусе из тех, что пересекают город из конца в конец, и путь наш лежал на юг. Автобус шел, четко следуя береговой линии, — мимо мозаичных променадов, мимо фешенебельных прибрежных пентхауcов Ипанемы, по эстакаде Оскара Нимейера и нескончаемому полотну Авенида Атлантика. За нами, как стена, громоздилась фавела Росинья. По дороге — как раз мы стояли в пробке — Фабио показал мне в окно на бесконечные кварталы за оградами и громко, на весь салон, прокомментировал:
— Фавелы для богатых.
Большинство пассажиров не обратили на это внимания, но одна женщина средних лет на переднем сиденье захихикала, а потом обернулась и произнесла:
— Не в бровь, а в глаз, meu filho,[50] не в бровь, а в глаз!
Ближе к пляжу Рекрейу пробка наконец рассосалась, и город стремительно унесся назад. Появился знак прибрежного района Барра Гуаратиба, Залива Цапель, и автобус снизил скорость, сама дорога стала заметно хуже.
За окном медленно разворачивались забытые, уходящие в прошлое пейзажи старого колониального Рио. Крытые пальмовыми листьями лачуги и чистенькие беленые домики с терракотовыми крышами и синими дверями напомнили мне городишки внутренней части португальского Гоа. Дорога была окаймлена красной глиной, кое-где в тени пальм клевали носом рыболовы, рядом в корзинах копошились иссиня-черные крабы. По правую сторону от дороги шло понижение к тихим, поросшим тростником заводям. Я заметила пару привязанных к палкам лодчонок, вокруг по воде тихо ступали одинокие цапли. Автобус сделал остановку в деревушке, вжавшейся в холм выше маленькой бухты, потом мы долго карабкались вверх по размытому глинистому склону, пока не выбрались на прогалину, от которой открывался вид на белый песчаный пляж.
Если не считать небольшой лачуги справа, в которой, как пояснил Фабио, жил отшельник по имени Рауль, других признаков жизни не было. Мы попали в настоящий необитаемый рай — спали прямо на пляже под звездным небом, проснувшись на заре, любовались пламенеющим малиновым восходом, а за нами были девственные джунгли, с птицами и зверьем. По утрам мы собирали на берегу ракушки и принесенные морем деревяшки, после обеда качались в походном гамаке. Наше полное уединение было нарушено только на третий день, когда двое беглых наркодилеров разбили палатку на другом краю пляжа. Весь день они валялись на песке — на солнце поблескивали их золотые цепи, из радиоприемника несся кариока-фанк, мобильники постоянно звонили — велись оживленные переговоры с бандами в Рио. Но меня это не раздражало. В конце концов, это Бразилия.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
