— Нет, ничего подобного.
Он широко ей улыбнулся, выпрямился и потянулся.
— Договоримся с вами так, — сказал он. — Я пойду и смою грязь за ушами, а вы можете налить мне чего-нибудь выпить.
Она с сомнением посмотрела на него:
— А что?
— Виски с содовой. Со льдом.
— Я не знаю, сколько виски надо.
— На два пальца. — Он показал ей, как отмерить. — Ну, ваших, может, и три. Понятно?
— Можно попробовать.
— Умница. Выполняйте.
Он подхватил чистую рубашку, принял быстрый и ледяной душ, оделся и уже причесывался, когда его отражение в зеркале подсказало, что ему нужно побриться.
Джордж приготовился поспорить с отражением и прямо, без обиняков сказал ему, что гораздо больше ему нужно выпить.
У отражения появился ханжеский внутренний голос. Если она могла накрыть стол и позаботилась нарвать букет цветов, то ты, конечно, можешь и побриться.
А я не просил ее рвать эти чертовы цветы.
А ты и ужин не просил ее готовить, хотя и собираешься его есть.
Эй, заткнись! — сказал Джордж и потянулся за бритвой.
Он побрился, как полагается, и даже использовал остатки крема после бритья, которым так редко пользовался, что на дне бутылки он уже начал свертываться.
О, очень хорошо, сказало его отражение, отступив назад, чтобы полюбоваться им.
Доволен? — спросил Джордж, и его отражение сардонически ухмыльнулось.
Виски его ждало на столе у камина, но Селина вернулась на кухню и мешала салат в большой деревянной миске. Он взял приемник и, усевшись спиной к огню, попытался найти какую-нибудь музыку, которую они могли бы послушать, а Селина сказала:
— Там в бухте какая-то вечеринка. Слышно, как поют.
— Знаю. Завлекательно, правда?
— Не похоже на обычную мелодию.
— И не должно. Это мавританская мелодия.
Из приемника, после скрипов и щебета, полилась бурная гитарная музыка. Джордж положил приемник и взял свой стакан.
— Надеюсь, ваш напиток получился, — сказала Селина.
Он попробовал. Слишком крепко. Но он ответил:
— Отлично.
— Надеюсь, что и ужин тоже отличный. Надо было бы купить еще свежего хлеба у Марии, но у нас, казалось, были горы хлеба, и я не купила.
— Хуанита — тайная хлебоманка. Каждый день на второй завтрак в одиннадцать часов она потребляет его с брынзой и стаканом vino tinto[16]. Как она только не засыпает после этого — понятия не имею.
Селина подхватила миску с салатом и, выйдя из-за стойки, прошла к накрытому столику и поставила миску посередине. На ней была сине-зеленая полосатая рубашка, которая раньше Джорджу совершенно не нравилась, и темно-синие брюки, очень аккуратные и подшитые, с узким кожаным ремнем, охватывающим ее талию. Он абсолютно забыл о предмете их утренней ссоры; все эти глупости уже вылетели у него из головы, но сейчас в его подсознании быстро пронеслись все события, и в ремне он узнал один из своих ремней, и когда она повернулась к нему спиной и пошла опять на камбуз, он протянул руку и схватил ее за ремень.
Он спросил:
— Откуда у вас эти брюки?
Селина, как щенок, пойманный за хвост, произнесла:
— Это ваши.
Ее беззаботный тон не был убедительным.
— Мои? — Конечно же его. Это были его лучшие темно-синие брюки из саржи. Он поставил стакан и повернул ее к себе лицом. — Но они вам впору. — Только сейчас она посмотрела ему в глаза. — Что вы сделали с моими лучшими брюками?
— Ну… — Глаза у нее расширились. — Понимаете, когда вы уехали сегодня утром, ну, мне в общем-то нечего было делать, и я немного занялась уборкой и увидела, ну, что эти брюки, которые были на вас вчера вечером, довольно грязные. Я хочу сказать, какие-то пятна на штанине, как от соуса или чего-то такого. Поэтому я отнесла их вниз и показала Хуаните, а Хуанита их выстирала. И они сели.
И после такой наглой выдумки она еще смогла грациозно изобразить лишь легкое смущение.
— Это самая наглая ложь, и вы отлично это знаете. Эти брюки только что из химчистки, и с тех самых пор, как я вернулся из Сан-Антонио, вы вели себя, как нашкодившая кошка. А я-то, глупец, вообразил, что все это потому, что вы умница и приготовили хороший ужин бедному старому Джорджу. Но вовсе не потому, так ведь?
Селина жалобно сказала:
— Но мне совсем нечего было надеть.
— Поэтому вы обратили свою месть на мои бедные брюки.
— Это не месть.
— И все потому, что не воспринимаете шуток на свой счет.
— Ну, вы ведь тоже не очень-то восприняли эту шутку.
— Есть разница.
— Какая?
Он уставился на нее, но уже понимал, что его изначальная злость истощилась, и до него стал доходить комизм ситуации. К тому же в глазах Селины горел огонек, который предполагал совсем неожиданную черту ее характера.
— Я и подумать не мог, что у вас хватит решимости постоять за себя.
— И поэтому вы сердитесь?
— Нет, конечно же нет. Я рад, что у вас есть мужество. И вообще, — добавил он, в восторге вспоминая, что он сможет отплатить ей за низкую шутку, которую она с ним сыграла, — у меня для вас кое-что есть.
— Правда?
— Да. — Он бросил сверток вместе с кепи и теперь пошел забрать его. — Я купил вам подарок в Сан-Антонио. Надеюсь, он вам понравится.
Она с сомнением посмотрела на крохотный сверток:
— Вряд ли это что-то из одежды…
— Откройте и посмотрите, — посоветовал Джордж, беря свой стакан.
Она открывала, осторожно развязывая узлы на веревке. Бумага слетела, и у нее в руках оказались две части крохотного розового бикини из льняной ткани, который он ей купил.
Он сказал очень серьезным тоном:
— Сегодня утром вы казались такой огорченной, потому что вам нечего было надеть. Я очень надеюсь, что цвет вам подойдет.
Селина не знала, что и сказать. Ей казалось, что и намекает на что-то и шокирует одновременно.
То, что она получила его от Джорджа Дайера.
— Неужели вас раньше никто не поддразнивал?
Селина почувствовала себя дурой. Она отрицательно покачала головой.
— Даже няня? — Он сказал это таким смешным голосом, что ситуация вдруг перестала быть неловкой, а стала забавлять.
— Ох, да оставьте вы няню в покое, — проговорила Селина, но его веселье было таким заразительным…
