Она потянулась. Тело еще горело от призрачных ласк. Сердце стучало, как работающий на пределе мотор гоночного автомобиля. Только рядом никого не было. Ее окружала пустота.
Глаза различали все новые и новые предметы: овал зеркала с застывшим в нем мертвенно-бледным бликом лунного света, одиноко стоящий в середине комнаты стул, шлепанцы на полу, похожие на следы, оставленные невидимкой. Каждый из этих предметов существовал отдельно от других, между ними не было никакой связи, они не создавали атмосферы дома, а казались деталями картины какого-нибудь сюрреалиста. Картины под названием «Одиночество».
Что-то сломалось в ее жизни. Сломалось уже давно, но до поры Линда предпочитала не замечать поломку, мирясь с неудобствами, неустроенностью и одиночеством. Какое-то время она двигалась по инерции, не зная куда, но надеясь, что рано или поздно дорога сама выведет ее к залитой солнцем зеленой поляне.
И вот… Все, что у нее осталось, это сны. Но если сны – это лучшее, что есть, то к чему такая жизнь?
Она поднялась, включила верхний свет и, подойдя к зеркалу, долго смотрела на свое отражение. Потом взяла с полки первую попавшую под руку книгу и снова легла. Она долго старалась вникнуть в смысл расплывающихся перед глазами слов, теряя строчки и поминутно поглядывая на часы.
Линда грустно улыбнулась своему отражению в зеркале, и оно ответило ей тем же. Иногда она ловила себя на том, что видит в нем не себя, а кого-то другого, знакомого, но все же чужого человека с печальным, усталым лицом, жестким ртом, грустными, неулыбчивыми глазами и давно утратившими блеск волосами, перехваченными на затылке зеленой ленточкой. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, жила в мире без радостей и надежд, в мире, где день начинался и заканчивался работой, где даже выходные и праздники ничем не отличались от однообразно серых будней.
Она жила в этом мире третий месяц.
Может быть, уже хватит ныть?
Голос, принадлежащий прежней Линде Шеппард, еще звучал в ней, доносясь из то ли какого-то уголка памяти, еще хранящего образы минувшего, то ли из параллельного мира, где, возможно, жила и была счастлива настоящая Линда.
Когда все переменилось? В какой день и час она вдруг потеряла уверенность в себе, утратила интерес к людям и миру и превратилась в жалкого клона, в бледную и чахлую копию себя самой?
Нет, это произошло не вдруг, не в одночасье.
Устало, как будто позади осталась целая рабочая неделя, проведенная у конвейерной ленты какого-нибудь цеха готовых завтраков, Линда прошла из ванной в кухню, включила электрический чайник и стала готовить бутерброды.
Утро только наступило, а солнце уже припекало вовсю, обещая еще один жаркий день. Август подходил к концу. Линда всегда любила осень. Это время года как нельзя лучше подходило для размышлений, для новых начинаний. Лето слишком взбалмошная и кипучая пора, летом человек живет не разумом, а чувствами, действует под напором гормонов. Поэтому-то именно весной и летом люди чаще всего и совершают глупости, о которых потом сожалеют, и ошибки, которые приходится потом долго исправлять.
Вот и ты совершила глупость – влюбилась.
Старомодный чайник засвистел. Линда положила в чашку чайный пакетик, налила воды и только поднесла ко рту бутерброд, как зазвонил телефон.
Время, когда от каждого звонка замирало сердце, давно прошло.
– Да?
– Мисс Шеппард? Линда Шеппард?
– Слушаю.
– Это я.
Боже, какая самоуверенность! Я. Можно подумать, что она машина, в памяти которой все когда-либо слышанные голоса разложены по отдельным файлам и снабжены ярлычками.
– Извините, но… Не могли бы вы назвать себя?
В голосе звонившего прорезались нетерпеливые и даже обиженные нотки:
– Быстро же ты меня забыла. А вот я тебя, как видишь, не забыл.
Что-то знакомое… эти капризные интонации… это произношение… Неужели…
– Стэн? – неуверенно спросила она. – Стэн Брэдли?
– Ну наконец-то! – хмыкнул он. – Я звоню тебе из Денвера. Прилетел в отпуск и хочу встретиться. Когда ты сможешь приехать?
Вот здорово! Бросил ее беременную, удрал, столько лет от него ни слуху ни духу, а теперь, объявившись, он полагает, что она кинется к нему по первому свистку! Каков наглец!
– Зачем? – стараясь сохранять хладнокровие, спросила Линда.
Простой, казалось бы, вопрос застал Стэна врасплох.
– Как это зачем? Мы ведь не чужие в конце концов. Посидим, вспомним…
– Нам нечего вспоминать, у нас нет ничего общего. И не звони мне больше.
– Эй-эй, постой! Не клади трубку! Мне нужно тебя увидеть… Это важно.
Она выдернула телефонный шнур из розетки и постаралась успокоиться, что оказалось не так-то просто – нервы, как потревоженные струны, гудели до самого вечера. Линда вспомнила предостережение Эльвиры Муркок насчет опасности, исходящей от человека из прошлого. Оказывается, прошлое у нее было, и из него, как из гадкого,» вонючего болота, вылезали мерзкие щупальца. Стэн Брэдли… Джефф Кингсли… Шон Маккелан… Два месяца назад ей казалось, что с прошлым покончено, но вот оно снова дало о себе знать. Неужели человек обречен до конца жизни таскать это бремя? Неужели нельзя начать жизнь заново, с чистого листа? Может быть, взять отпуск, закрыть магазин и уехать куда-нибудь на пару недель? Куда-нибудь, где тебя никто не знает, где на тебя не показывают пальцем и не шепчут вслед: «Ведьма». Туда, где можно смешаться с толпой и стать песчинкой на морском берегу.
Туда, где в голову не будут лезть мысли о Кайле Уоррене.
Линда почти забыла о звонке Стэна, но через два дня он снова напомнил о себе.
– Мисс Шеппард, к вам пришли! – крикнула Дорис, хотя дверь офиса была открыта.
– Попроси пройти сюда! – Линда поймала себя на том, что тоже кричит без всякой на то необходимости. – И займись делом! – Сама она занималась делом с самого утра, стараясь разобраться в новой бухгалтерской программе, которая, по уверениям Роберта Шеклинга, позволяла составить баланс за пять минут. Потратив три или четыре часа, Линда мысленно смирилась с тем, что снова придется обращаться за помощью к Дорис.
– Вот ты где, – произнес слегка надтреснутый мужской голос.
Линда отвела глаза от монитора.
– Стэн?
Если бы не голос, если бы не его недавний звонок, Линда, наверное, и не узнала бы своего давнего любовника и отца ее не родившегося ребенка. Стэн не просто изменился – как ни крути, она тоже была уже далеко не та, что десять лет назад, – он стал, точнее выглядел, другим человеком, состарившись лет на двадцать. Прежний Стэн Брэдли, лоснящийся, упитанный, ухоженный, самодовольный и уверенный в себе бизнесмен исчез, а вместо него появился неопределенного возраста тип с заметным, переваливающимся через ремень рыхлым брюшком, поредевшими и потерявшими блеск волосами и болезненно-серым лицом.
