— Сами знаете, — сдавленным голосом ответила Фредерика, следуя за хозяином.
— В Лондоне вам пришлось бы не сладко. Что бы вы носили? — сочувственно заметил он, открывая переднюю дверцу со стороны пассажира.
— Да уж как-нибудь обошлась бы, — пробормотала Фредерика, смущенно и чуть-чуть — совсем чуть-чуть — обиженно взглянув на Лестроуда своими зелеными глазами. — Это леди Диллингер позвонила вам?
Лестроуд кивнул, захлопнул дверцу и уселся поудобнее.
— Я же просил вас извещать меня обо всем, — бросил он как бы невзначай.
Фредерика с удовольствием откинулась на мягкую кожу сиденья. Итак, он везет ее обратно в Фартинг-Холл, а ей это даже нравится. Если говорить честно, то в глубине души она испытывала подлинное облегчение, а еще точнее — огромную радость. У нее от нахлынувших чувств затуманились глаза, и она даже чуть всхлипнула. Лестроуд с готовностью протянул ей платок.
— Ну-ка, высморкайтесь как следует, — посоветовал он. — А если вам нужно поплакать, плачьте на здоровье, я ничего не имею против.
— Милая леди Диллингер, — с трудом произнесла Фредерика.
— Милая дурочка! — Лестроуд резко затормозил, и, хотя они еще не съехали с главной дороги и одна-две машины обогнали их, он притянул ее к себе и заставил положить голову ему на плечо. — У тебя мешки под глазами, будто ты ночь не спала. И хотя лично мне они нравятся, это говорит о том, что ты ужасно страдаешь. Неужели ты решила, что я забыл о твоем существовании, раз не приезжал проведать тебя в Эплби-Мэнор? Или ты решила, что я по горло занят устройством брака с твоей сестрой и мне не до тебя?
Фредерика мельком глянула на него, словно его слова пробудили в ней болезненные воспоминания, но он взял ее за подбородок и, приподняв ее голову, только вздохнул, заглянув в ее полные боли глаза, прикрытые длинными ресницами.
— Я же говорил, что ты глупышка, — ласково проговорил он, — и должен признаться, ты просто поражаешь меня своей несообразительностью. Для молодой особы, обладающей такими очаровательными зелеными глазами, что порой они кажутся омутами, такими шелковистыми золотыми волосами и милейшим подбородком, напоминающим носик олененка, совершенно непростительно такое неверие в себя и свои чары. Да что там непростительно… Ты будто не веришь в свои силы и делаешь все возможное, чтобы сделать свою внешность как можно незаметнее, поскольку само сознание, что тебя никто не примет за сексапильную красотку, доставляет тебе извращенное удовольствие. Твоя матушка жалуется, что ты всегда умудряешься запачкать физиономию, возясь с машиной, а мне кажется, что это доставляет тебе удовольствие.
Фредерика отшатнулась от Лестроуда и обиженно качнула головой.
— Вы что, забыли, что, когда возишься с машиной, грязи искать не надо? — запротестовала она. — И я вовсе не люблю быть растрепой.
— В таком случае, что за бредовая идея — стать шофером?
— Но это была единственная работа, которую я могла делать, а леди Аллердейл оказалась столь добра, что не превратила ее в каторгу.
— А я не был столь добр?..
— Я этого не говорила.
Он снова завладел ее подбородком и прижал ее голову к своему плечу.
— Глупая малышка, — бормотал он и с наслаждением гладил ее по нежной щеке. — Бедное дитя!.. Ну что за ребенок! Да тебе впору с нянюшкой по саду гулять. Неужели ты и вправду поверила, что я собираюсь жениться на твоей сестре?
— Но вы… ты же сам говорил…
— Ничего подобного! Я просто льстил ей почем зря и превозносил до небес, пытаясь показать, что в каких-то вещах она обладает большим здравым смыслом, чем ты, потому что она до мозга костей женщина и отлично понимает, что на брачном рынке у нее есть одно важное преимущество — ее красота! Как-то вечером ты подслушала, что я ей говорил о браке, медовом месяце и прочих вещах. Ты, наверное, слышала, как она обмолвилась о Южной Америке и о возвращении в Англию, в дом, который, как ты решила, есть не что иное, как «Вдовий домик». Но дело в том, что Розалин пришла бы в ужас, предложи я ей жить во «Вдовьем домике», потому что Фартинг-Холл гораздо более в ее вкусе, нежели простой и запущенный особняк, который можно, конечно, превратить в нечто приемлемое для житья, но, даже приведенный в порядок, он не сможет сравниться по шику с Фартинг-Холлом. А у Розалин, по счастью, есть молодой человек, которого ты, вероятно, не знаешь или забыла о нем, с домом в Сассексе, который еще красивее, чем Фартинг-Холл, хотя в данный момент он еще не принадлежит ему по закону. Но его дядюшка сказал, что если он женится, то сможет жить в нем до тех пор, пока не получит его в полное владение после смерти самого дядюшки. Сейчас же этот молодой человек нашел себе работу в Южной Америке. Это очень предприимчивый юноша, и, на мой взгляд, у него хорошее будущее.
— Роджер Мейтленд! — воскликнула потрясенная Фредерика.
— Он самый. Так ты слышала о нем? Но твоя матушка, к сожалению, не одобряет всего этого, вернее, не одобряла до вчерашнего дня, а вчера мы с ней имели разговор, и сейчас она готова признать Роджера своим зятем, а тебе придется принять его в качестве шурина вместо меня.
На Фредерику обрушилась волна блаженства и облегчения. А взглянув в глаза Лестроуда, она совсем потеряла голову. Щеки ее зарделись, и его пальцы почувствовали их жар.
— Ну конечно, я помню Роджера… — Ее зеленые глаза были полны смущения и растерянности, а в глазах Лестроуда так и играли бесенята. — Розалин познакомилась с ним в Швейцарии года два назад, но я думала, что она забыла о нем.
— Как видишь, не забыла… и, к вящей радости матушки и с ее благословения, собирается выйти за него.
— Потому что ты вступился за Розалин?
— Можно и так сказать.
— Но мама рассчитывала, что…
— Что я женюсь на одной из ее дочерей? Так и это благополучно разрешилось. Поскольку никто еще не предъявил прав на тебя, ты достаешься мне. — Губы его коснулись ее щеки. — Это повергает тебя в ужас? Или я чересчур много напридумывал насчет того поцелуя в лесу?
Фредерика зарылась лицом в его плечо. Он крепче прижал ее к себе и погладил по голове.
— Я с самого начала считал тебя колючкой, — прошептал он ей в затылок, в то время как губы его двигались все ниже. — Во всяком случае, до того момента, когда ты уснула в лесу после скудного завтрака, а может быть, совсем голодная, тогда как я был уверен, что верные слуги Диллингеров напичкают тебя до отвала. Но потом я понял, что эта колючесть не более чем защита, скрывающая нежное очаровательное создание. Ты просто не в состоянии отстаивать свои права, а когда дела идут и вовсе из рук вон плохо, ты просто тайно бежишь и зализываешь раны, как зверек. Тебе даже в голову не приходило, что большинство женщин тебе в подметки не годятся. Тогда в лесу, когда я поцеловал тебя, ты тут же решила, что это каприз, не более! Ты и помыслить не могла, что я люблю тебя!
Она откинула голову и с недоверием посмотрела ему в глаза:
