– Монашкам запрещено обмениваться письмами или подарками с кем бы то ни было, даже с родственниками. Запрещен также выезд за пределы монастыря без разрешения настоятельницы, – строго произнесла Джоан.
Это была девушка с родимым пятном. Сразу же после своих слов она захихикала. Джулиана улыбнулась.
– Нам также запрещено разговаривать с посторонними. Разве это не удача, что нас всех троих сослали сюда?
– Матушка Кэтрин считает, что мы проводим в обществе друг друга слишком много времени, – пожаловалась Элиза.
– И лучше ее не злить, – предупредила Джоан. – Она любит назначать наказания.
– Она сказала, что ко мне тут будут относиться как к послушнице, – произнесла Анна и вкратце изложила им свою историю.
Сестры слушали ее с восхищением, как будто она рассказывала им романтическую повесть о рыцарях и об их дамах сердца. Анна подумала, что монашкам, возможно, ее история такой и кажется, но сама она уже давно утратила иллюзии. Если какой-нибудь рыцарь без страха и упрека намеревался ее вызволить, то он изрядно припозднился.
По мере того как кувшин с вином опустошался, Анна выяснила, что остальные две монашки в Литтлморе были старше сестер Уайнтер. Анна Уилли занимала келью напротив Джулианы, но была глуха, что оказалось очень кстати. Вторая Джулиана, Джулиана Бьючемп, называвшая себя матушкой Джулианой, была помощницей настоятельницы. Также она выполняла обязанности ризничего, заведовала потиром, книгами, мощами, свечами и звонила в колокола, созывая монашек на службу. Сестры Уайнтер не боялись, что она их услышит, потому что эту ночь матушка Джулиана посвятила бдению в церкви.
– А еще матушка поет, – удрученно добавила Джулиана. – Она исполняет все сольные партии. Матушка Джулиана недовольна из-за того, что все остальные делают паузы не там, где надо, и во время пения, и во время чтения молитв. А еще она говорит, что мы поем слишком быстро. Ну да, а кто бы на нашем месте пел иначе? Невероятно скучно проводить одинаковые богослужения день за днем, неделя за неделей, внося разнообразие только в нечастые праздничные дни.
– Несомненно, вы должны были придумать какие-то способы, чтобы сделать свое существование более интересным, – заметила Анна.
Где-то в глубине сознания у нее зародилась мысль и теперь набирала силу, обретая конкретные формы.
– Более или менее, – согласилась Джулиана, но больше ничего не добавила на эту тему.
Когда вино закончилось, Элиза сыграла на лютне песню определенно светского содержания.
К тому времени, когда Анна вернулась в свою келью, у нее едва доставало сил держать глаза открытыми, пока она взбивала подушку, придавая ей более удобную форму, и натягивала до подбородка единственное лоскутное одеяло. Тем не менее уснуть женщина не могла, слишком много мыслей вертелось у нее в голове, кружась, словно листья на ветру.
Сестры Уайнтер из осторожности рассказали не так уж много. Анна понимала, что для них она посторонний человек. Вдруг она донесет на них настоятельнице? Однако у Анны возникло подозрение, что монашки не полностью отрезаны от внешнего мира. Где-то ведь они добыли этот кувшин вина. Если ей удастся завоевать их доверие, они, вероятно, смогут помочь ей сбежать из Литтлмора… когда она решит вопрос с наличными деньгами.
Злость и разочарование по-прежнему владели ею, не меньше, чем тогда, когда ее заставили покинуть дворец в Гринвиче. Ее предали все те, кто был призван ее оберегать, и брат повел себя хуже остальных. Анна представила себе могущественного герцога заточенным в маленькой пустой келье, с остриженными волосами, одетого в монашескую рясу с власяницей под ней вместо его дорогих одеяний.
Без всякого перехода ее мысли обратились к Уиллу Комптону. Он также ее разочаровал. Когда Анна появилась при дворе, ей льстило его внимание, и после замужества она стала испытывать к нему симпатию. Она была очень огорчена его ранениями и испытала облегчение, когда он выздоровел. Анна считала Комптона другом, когда они вместе обсуждали, как ей избежать домогательств короля, но теперь для нее стало совершенно очевидно, что Уилл был не так уж к ней и привязан, иначе не стал бы пытаться затащить ее в постель короля.
О короле Генрихе Анна также была невысокого мнения. Джордж тоже ее оставил. Анна перевернулась на другой бок и снова стала взбивать подушку. Впредь она не будет такой наивной и больше не поверит ни одному мужчине!
22
Обитель Литтлмор, 15 мая 1510 года
Личные покои матушки Кэтрин были больше похожи на гостиную дамы знатного рода. Обстановку составляли стол, стул, два табурета и несколько подушек в вышитых наволочках. Одну из стен украшал гобелен, изображающий библейскую сцену, а на окнах висели парчовые занавески. Пол был устлан свежим тростником, пахнущим розмарином.
Анна написала два письма, запечатала их воском и поставила оттиск своего перстня-печатки. В первом послании она взывала о помощи к Бэсс Болейн, прося хлопотать о ее возвращении ко двору. Второе было адресовано матери Джорджа и содержало скромную просьбу о содействии. Анна виделась с леди Хангерфорд всего несколько раз, но успела почувствовать в ней целеустремленность и живой ум, которые не могли не восхищать. Анна знала, что леди Хангерфорд не одобряла желания Джорджа жениться на представительнице рода Стаффордов, но если бы появился наследник титулов Гастингс и Хангерфорд, Анна и Джордж должны были бы, невзирая на временную размолвку, помириться.
Анна не упомянула о растущей с каждым днем вероятности того, что она уже носит под сердцем ребенка. Если это так, то дитя родится в декабре. Зачатие произошло в марте. Это было достаточно давно, и ребенка не сочтут бастардом, невзирая на подозрения, которые, должно быть, возникли при дворе вследствие громких обвинений Эдварда.
Анна спрятала руки в рукавах блузы. Она тайком коснулась своего плоского пока еще живота. Матушка Кэтрин, хоть и не могла видеть этого движения, посмотрела на Анну подозрительно.
– Чего вы хотите, леди Анна? Вы оставили свою работу и без приглашения явились сюда.
– Я пришла просить у вас дозволения послать два письма своим друзьям, матушка. Я покидала двор в такой спешке, что никто не знает, где я нахожусь. Там остались люди, которые волнуются обо мне.
– Вы здесь в наказание за ваши грехи, миледи. Излишества вам запрещены.
– Развеять страхи других – это не излишества, – возразила Анна.
– Вам нет необходимости посылать письма. Ваш благородный брат и ваш супруг дадут знать вашим друзьям обо всем, что сочтут необходимым. Немедленно возвращайтесь к своим обязанностям.
Джулиана предупреждала ее, что настоятельница не пойдет ей навстречу, но Анна хотела сама в этом убедиться.
– Я не послушница, – напомнила она. – И не рабыня.
– Но вы узница, и я за вас отвечаю, – холодно заметила матушка Кэтрин. – Если вы хотите получать еду, вам следует работать.
