— Может, хватит говорить загадками, а Вик? — поторопила ее Наталья.
— Я вспомнила, что в ту ночь, когда умерла Линка, я сквозь сон слышала голоса. Два голоса. И оба голоса — женские. Получается, что в комнате, кроме меня, были две женщины. Одна — понятно, Лина, а другая — убийца. Ты понимаешь, о чем я? Убийца — женщина! Это существенно сужает круг подозреваемых, — Вика победно взглянула на Наталью, с трудом фокусируя взгляд на ее переносице.
— Погоди-погоди, давай рассудим. Как ты могла слышать что-либо, если ты была, прости за откровенность, мертвецки пьяна? И вообще, может быть, эти голоса тебе просто приснились? А сообщив милиции о своих, мягко говоря, бредовых воспоминаниях, ты направишь ее по ложному следу. Если мне не изменяет память, это карается законом, — вздохнула Наталья.
— Ты мне не веришь, да? — вызывающе бросила Виктория, шумно прихлебывая пиво.
— Прости меня, дорогая, но, зная твою любовь к горячительным напиткам, не верю. Ты вряд ли способна трезво оценивать ситуацию. Хотя зачем я тебя уговариваю? Ты — взрослый человек и вольна принимать решения самостоятельно. Делай, как знаешь, — горячо сказала Наталья. Позади раздался шорох, и она оглянулась.
В кабинку протиснулся официант с подносом, на котором стоял сомнительной чистоты бокал с вином и пепельница. Наталья вспомнила о сигаретах, торопливо достала из сумки пачку легкого «Винстона», щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. В свете последних событий нервы и у нее начали сдавать, уже неделю она спала только со снотворным. Виктория всегда была «экстравертом», с маху оценивала события и выпаливала все и вся без разбору, чем навлекала на себя основную часть случавшихся с ней неприятностей. Наталья — человек, по природе закрытый и вдумчивый, — частенько пыталась уберечь подругу от скоропалительных решений, но, к несчастью, безуспешно.
Она зло глянула на подругу, тупо покачивающуюся из стороны в сторону на манер китайского болванчика, и быстро заговорила:
— Ты хоть представляешь себе, как будут потешаться над тобой милицейские опера, когда вечно поддатая литераторша Трамм поведает им о своих «сновидениях»? Мне так и видится насмешливое лицо Дубового, заявляющего: «Белая горячка, делириум тременс!», и оглушительный хохот окружающих. Но как ты сама этого не понимаешь? Уму непостижимо. — Наталья остановилась перевести дух и вновь взглянула на подругу: Виктория что-то невнятно бормотала, уставившись в опустевшую пивную кружку, будто ничего и не слышала. Похоже, она допилась до последней стадии, говорить с ней в таком состоянии было бесполезно, но Наталья попыталась еще раз. — Викочка, миленькая, — произнесла она умоляющим голосом, — ты понимаешь, что есть реальный убийца, он или она, разницы нет! И если то, что ты говоришь, окажется правдой, тебя тоже могут убить просто из боязни — вдруг ты вспомнишь еще что-нибудь и сможешь указать на убийцу! Понимаешь ты это или нет? Тебе что, жизнь не дорога, дуреха?! — Теперь Наталья почти кричала на осоловевшую Вику.
Та подняла на подругу тяжелый мутный взгляд и промямлила:
— Плевать. Я никого не боюсь, а сейчас хочу домой.
— Поехали!
В сердцах Наталья рывком приподняла Вику со стула и поволокла на улицу. В сумерках около входа маячила желтая «Волга». Наташа ворча запихнула подругу на заднее сиденье, заплатила шоферу, назвала адрес и, зло хлопнув дверцей, зашагала в сторону метро. Ей необходимо было успокоиться.
Ольга весь вечер проболталась по магазинам, домой идти не хотелось. Во-первых, она совершенно не представляла, чем можно заняться в пустой квартире, — ведь последние два года Олежка скрашивал ее одиночество нежной заботой и вниманием. Во-вторых, из головы не выходило «гиблое» дело семейства Фандотти, а вне дома ей всегда лучше думалось.
Вечер выдался тихим и морозным, чувствовалось приближение настоящей зимы, хотя снег лежал на обочинах тротуаров лишь небольшими грязными фрагментами. Душа ныла и саднила, будто застарелая язва, а ярко освещенные витрины магазинов и кафе манили, настойчиво зазывая войти и стряхнуть с себя одиночество, как истрепанный от долгой носки плащ. Поддавшись соблазну, Ольга заходила в эти заманчивые заведения, но вот странно — в шумной компании улыбающихся людей, беззаботно покупающих новогодние игрушки или плотоядно поглощающих сосиски в тесте, она чувствовала себя еще более одинокой. Настроение безнадежно заклинило на отметке «депрессия».
Прослонявшись по центру часа четыре, Ольга наконец решила ехать домой. По дороге купила себе пышный букет желтых хризантем. И совсем не потому, что желтый цвет вошел в моду с легкой руки Аллы Борисовны — просто исстари известно: этот цвет поднимает настроение, недаром дома для душевнобольных красят именно в желтый колер.
Но и такая радикальная мера не оказала желаемого действия — душа продолжала стенать и плакать. Так было всегда, когда у Ольги что-то «не вытанцовывалось».
Открыв дверь квартиры, она обнаружила, что в прихожей горит свет, на кухне зазывно бренчат кастрюли и аппетитно пахнет пельменями.
«Господи, Олег! Олежка вернулся!» — светло подумала она, и теплая волна счастья затопила ее.
— Олегыч, ты где?! — громко закричала Ольга, расшнуровывая тяжелые меховые ботинки.
— Представления не имею. Здесь только Викторыч, — раздалось у нее над головой.
Ольга вздрогнула и посмотрела вверх. Над ней возвышался Стас. В Ольгином фартуке, с шумовкой в руке, он добродушно улыбался, глядя на ее ошарашенную физиономию.
— Не привиделся, не сомневайся. Живой, из плоти и крови. Собственной, как говорится, персоной. Сюрприз тебе решил сделать.
— Понятно, — разочарованно протянула Ольга, — а ключи где взял?
— К Олегу на работу заскочил. Он поворчал немного, но потом ничего — дал. Ох, заболтался я с тобой, у меня ж там пельмени выкипят! — спохватился Дубовой и ринулся на кухню. — Помозговать я к тебе приехал. Прости, что без приглашения, но очень надо было, — донеслось оттуда. — Ты проходи, Ольгуня, не стесняйся. Сейчас ужинать будем.
— Спасибо за радушный прием, — с легкой иронией сказала Ольга, входя в кухню. Несмотря на разочарование (конечно, было бы лучше, если бы на месте Стаса оказался Олег), она все же обрадовалась неожиданному гостю. — Вот не знала, что ты такой хозяйственный.
— Это что! Я еще и крестиком вышивать умею.
— Как кот Матроскин? Ну, знаешь, это сейчас неактуально. Вот если б ты, к примеру, деньги печатать умел, тогда да! А то крестиком…
— Садись. Тебе пятнадцать штук хватит?
— Давай двадцать. — Ольга ощутила первобытный голод, вспомнив, что не ела со вчерашнего вечера. — Ты явился в надежде, что я раздобыла что-нибудь путное относительно Милены Валито?
— Я всегда ценил тебя за сообразительность. Понимаешь, я уже три ночи не сплю, обмозговывая это чертово дельце. — Стас бросил в рот сразу пригоршню пельменей и на минуту замолчал, занятый едой. — Но одних мозгов, к сожалению, маловато. Дефицит фактов налицо.
