– Серж носит его на указательном пальце левой руки?
– Именно. Говорит, так положено. А, по-моему, просто выпендривается. Он вообще любит туману напускать…
Заморив червячка в близлежащем кафетерии (салат, мясо в горшочке и пол-литра американской газировки), возвращаюсь домой. Валяюсь на диване и – под щебетание птах за открытой балконной дверью – пытаюсь шевелить мозгами. Во всяком случае, делаю умный вид. Словам в моем черепке тесно, а мыслям – просторно… Или – наоборот?
Размышляю о Зинкином рисунке, на котором изображен волчара Серж. Признаться, меня заинтересовали буквы на печатке: К и М.
Это не инициалы Сержа. И не его родителей. Конечно, могут быть некие боковые родственники: дяди, тети, двоюродно-троюродные братья и сестры. Но вряд ли бы они подарили золотую цацку Сержу – седьмой воде на киселе.
Пожалуй, следует побеспокоить Завьялова. А вдруг?..
Достаю мобилу и беспокою.
Завьялов не спрашивает меня, как продвигается расследование, и я ему за это благодарен.
Интересуюсь, нет ли у него знакомых с инициалами К и М? Он обещает покопаться в записной книжке и позвонить.
Ладно, пускай копается. Подождем-с.
Само собой, я мог бы поговорить об этих буковках с самим Сержем, но что-то подсказывает: не надо. Еще вспугну кого-нибудь своим безудержным любопытством.
Лежу – глазами вверх – и силюсь мыслить рационально. Но не слишком получается. Вспоминаю рисунки Зинки. Особенно «портрет» Снежаны в виде белочки.
– Почему именно белочка? – спросил я у Зинки.
– Вот уж кто-кто, а она была белочкой в чистом виде, – ответила Зинка. – И внешность, и повадки: «Белка песенки поет да орешки все грызет». Наши парни на нее здорово клевали. Мужикам нравятся тупоголовые зверушки. На таком фоне последний придурок выглядит Гегелем. В ней вообще было мало человеческого, юркая хитренькая самочка. Глазки все время строила.
– Между прочим, одного портрета в твоей галерее недостает, – сказал я под конец разговора.
– А-а, понимаю. Речь обо мне, – сразу догадалась она.
– В виде какого зверя ты бы себя изобразила?
Задумалась.
– Сложный вопрос… Наверное, в виде старой умной крысы.
– Ну ты же еще совсем молоденькая.
– Но насчет крысы не возражаете! – И она захохотала, показывая желтые длинные прокуренные зубы…
«Кстати, что интересно, – расслабленно думаю я, – ни Миха, ни Снежана не похожи на своего папашу Прокудникова. Хотя бы уже тем, что он сухотелый, а они пухлые. Как будто сама жизнь не пожелала, чтобы отпрыски Николаши смахивали на него…»
Один Бог ведает, в какую непролазную чащобу забрались бы мои мысли, но их прерывает голос мобилы. Чертыхнувшись, подношу телефончик к уху – и слышу ровный голос Завьялова:
– Ты спрашивал насчет человека с инициалами КМ. Есть такой… Скажи откровенно, он имеет какое-то отношение к смерти Кати? – тут спокойствие ему изменяет, голос срывается.
– Вряд ли. Просто интересуюсь разной ерундой. На всякий случай. Так кто же такой этот КМ?
– Константин Москалев.
Вот уж эту фамилию я услыхать никак не ожидал! Сердце разом падает вниз – и тут же выпрыгивает обратно, как поплавок.
– Москалев? – переспрашиваю. – Президент «Силы судьбы»?
– Он самый. Два раза сидел – при Брежневе и при Ельцине. Первый раз за махинации с недвижимостью. Второй – за похищение и убийство, но как-то быстро вышел на волю.
– Крутой пацан.
– Не то слово. Я бы не хотел быть его врагом.
– Вот оно как… А вы не враги?
– У нас вполне корректные отношения.
– Это сейчас. Прежде не было никаких столкновений?
– Два года назад. Но мы тогда проблему перетерли и договорились.
– К обоюдному удовольствию?
– Не совсем. Скажем так: я немного выиграл, а он чуточку проиграл.
– Сколько – чуточку?
– Без малого лимон.
– Рублей?
– Баксов.
– Недурственно. Как же он позволил тебе так выиграть?
– Нашелся… некий очень авторитетный человек, который нас рассудил. Его слово – закон.
– Надеюсь, ты не имеешь в виду арбитражный суд?
– Никоим образом, – в голосе Завьялова явственно различима усмешка.
– И Москалев сразу подчинился?
– Пришлось. Зубы стиснул и… Тут не поспоришь. Только вякни против – раздавят и не заметят.
– А Москалев – злопамятный?
– Более чем.
– В его стиле: терпеть два года, чтобы все забылось и быльем поросло, а затем нанести удар?
– Именно… Значит, ты считаешь, что это он?..
– Скажи, миллион зеленых – значимая сумма для Москалева?
– Не думаю.
– Но он был унижен? Его самолюбие сильно пострадало?
– Пожалуй, верно… Так это все-таки он?
– Спроси что-нибудь полегче…
Лежу на диване, все еще держа в руке мобилу, в которой бьются гудки отбоя, а сам пытаюсь осмыслить услышанное – без особого успеха. Почему-то думаю о том, что уже во второй раз оказывается на моем пути президент АО «Сила Судьбы».
Неужто совпадение?
А если нет?
А если нет, получается полная белиберда. Допустим, он каким-то боком причастен к убийствам Кати Завьяловой и Снежаны. Не исключено. Но тогда возникают вопросы.
Первый. Почему труп Красноперова забросили на стройку пресловутой Пирамиды Хеопса, которую субсидирует Москалев? И вообще – что общего между смертями жены бизнесмена, самодеятельной артистки и чиновника из городской администрации?
Второй – пониже рангом, но не менее каверзный: что может связывать Москалева и Сержа?
Оба вопроса мы с Завьяловым обсудили. Но ответить на них не смогли. Об истории с трупом Бориса Красноперова Завьялов, естественно, знал, как и большинство городских обывателей, но понятия не имел, кто и зачем пришил злополучного бюрократа. А про театрик «Гамлет и другие» вообще слыхом не слыхал…
На улице – из тучки, которая мне не видна, – сыплется внезапный дождь, бравурно постукивает по карнизам, великодушно поит траву и деревья, а они пьют жадно, взахлеб. И мне кажется, что сейчас засигналит машина, я выйду на балкон и увижу актрисулю, а она погрозит пальцем: не тем занимаешься, сыч.
Нет, милая, какие бы сомнения меня ни мучили, я должен идти вперед – туда, где зыбко, словно в густом молочном тумане маячит фигура Москалева. Здесь, пожалуй, сходятся два дела, которые мне поручено вести.
* * *
