– Бассанио, похоже, занят, – сообщил я привратнику. Быть может, раздобуду себе на паром иным способом. Я крутнулся на одной ноге – этот маневр на котурнах Джессики производить гораздо легче – и направился вон. Протрусил по дворику как мог быстро на своих ходулях, и деревяшки звонко отщелкивали по брусчатке ритм, эхом отдававшийся от стен.
На полпути к мосту я услышал за спиной чьи-то тяжелые шаги. Глянув через плечо, увидел, что за мной бегут Лоренцо и один из дородных Салов. По привычке рука моя потянулась к метательным кинжалам на копчике, но увы – тех там не было. Я проклял пожранную крысами душу Брабанцио еще разок.
На котурнах я был достаточно проворен, но удрать от двух плутов все ж не вышло. У самых арок моста они подхватили меня под руки, и земля ушла из-под моих ног. Сал швырнул меня о балюстраду. На вид-то я, может, и стал повыше, но щуплость моя никуда не делась – я по-прежнему весил вполовину меньше плотного венецианца, который меня скрутил.
– Что ты успел услышать, жид? – спросил Лоренцо.
– Вы как-то превозносили красоту Джессики, сравнивая ее с меч-рыбой, – или еще какую-то белиберду.
– Лжешь, – сказал Лоренцо. Посмотрел на своего друга. – Подержи-ка его, Саланио.
– Ну, хорошо, хоть это мы выяснили, – произнес я, имея в виду, что приятно знать, кто из Салов на меня напал. Быть может, за меня Бассанио вступится – я ж единственный истинный повелитель воображаемых еврейских вороватых обезьян, которые обеспечат ему помолвку. Я огляделся, но из борделя помочь мне больше никого не выходило. Никого оттуда не выходило вообще.
Саланио вцепился одной своей ручищей мне в горло и перегнул через каменные перила моста, а другой поднес к моей щеке боевой кинжал.
– Вам не положено носить оружие, – выдавил я.
– Однако все мы его носим, – ответил Саланио.
– Джессика не должна знать о моем плане, – сказал Лоренцо своего жирному дружку.
– Так и не узнает, – сказал Саланио. – Умри, еврей! – Он чуть ослабил хватку у меня на горле, чтоб отвести для удара руку, и сунул мне в грудь кинжал. Поперек ребер моих полыхнуло пламенем, но толстый кафтан меня спас. Котурны делали меня выше, и кафтан точно так же добавлял мне стати, к тому же Джессика подложила мне плечи, чтоб лучше сидел. Саланио поэтому убил лишь мою желтую шляпу, упрятанную за пазуху, и лишь скользом задел ребра. Однако я завопил, точно меня и впрямь зарезали, и согнулся пополам, как бы ловя свои вываливающиеся кишки. Мерзавцы отступили на шаг, любуясь своим смертоубийством, – и тут я подпрыгнул, сделал обратное сальто над перилами моста и ногами вперед рухнул в черную воду канала.
Та еще была тепла от летней жары, да и не слишком глубоко там оказалось, но я знал, что, если вынырну прямо под мостом – наверняка вновь попаду в руки своих врагов и те нанесут мне свой удар милосердия. В обстоятельствах получше я плаваю хорошо – настоятельница Песьих Мусек мать Базиль неплохо меня выдрессировала: швыряла меня в реку Уз еженедельно, дабы удостовериться, что меня не постигнет та же судьба, что и мою несчастную матушку, в означенной реке утопившуюся.
Я забил ногами, чтобы оторваться от дна и поплыть под водой – достаточно далеко, я надеялся, где можно будет вынырнуть у какой-нибудь каменной стены канала, отдышаться и сбежать. Но даже бия ногами, я не двигался с места. Котурны прочно застряли в донном иле. Едва я пытался приподнять одну ногу, как другая уходила глубже в грязь, а громадный мой кафтан, задравшийся на голову, когда я нырнул, теперь промок насквозь и мешал шевелить руками. Я нагнулся и вцепился в ремешки, удерживавшие котурны на сапожках Джессики, но те затянули туго, и грудь мне уже сдавило – она старалась набрать воздуху, которого здесь не было. Может, удастся вытянуть ноги из сапожек? Я опять задергал ногами, а горло мне уже стиснуло паникой и три раза меня всего скрутило быстрыми судорогами. Изо рта выскочило несколько пузырьков, но усилием воли я заставил себя не вдыхать – уж лучше самому не всасывать свой рок. Силы в членах моих все равно таяли, и я уже чувствовал, как разум мой смыкается наподобие зрака. Где-то над водой я успел заметить одинокий факел или лампу – лишь дрожкую оранжевую точку. Но и она погасла. Я лишился чувств.
И тут в бока мои впились когти, и последний воздух жизни, соплей тянувшийся у меня вверх изо рта, взорвался воплем. Я в воде точно весь вспыхнул, бока мне ободрало болью – и я сдвинулся с места. Меня тащило с такой скоростью под водой, что уши закладывало. «В Преисподнюю», – было моей последней мыслью, когда вопль мой захлебнулся безвоздушным вяком, и тут меня катапультировало вон из воды и прибило к каменной стене, по которой я и съехал вниз, растекшись человечьей лужицей на площадке под мостом. Почти в пятидесяти ярдах от того места, где меня зарезали.
Хватая ртом воздух – он жег меня, как ледяная вода в брюхе перегревшегося на солнце моряка, – я ощущал, как все члены мои обволакивает приятным дурманом, едва ль не пьяной эйфорией. До меня доносились голоса – словно дальние отзвуки эхо, – и я поглядел вдоль канала. На горбу моста стоял Саланио, он кричал Лоренцо на пристань:
– Ты его видишь?
– Нет.
– За пузырями следи. Там пузыри должны быть, если он утоп.
У меня на глазах черное зеркало канала вдруг пошло рябью – волну гнало нечто, перемещавшееся под самой поверхностью, что-то крупное, быстрое и очень в себе уверенное. Никаких бурлений, никакой кильватерной струи – лишь неотразимая стрела воды, за которой разбегались лучи волн и оставались плескаться о стены канала. Я улыбнулся, голова моя сама собой поникла, и я начал куда-то отплывать. Такую ленивую немоту я ощущал и раньше, в темнице, когда когти ее впивались мне в ляжки.
И тут что-то вырвалось из-под воды прямо под мостом – воронкой, огромным фонтаном, какой вздымается, если с высокой кормы сбросить в воду полную бочку. Такое впечатление, что все море вдруг решило оторваться от ложа своего. Перед моими глазами промелькнул лишь мазок серебристо-черного и мокрого движенья – и Лоренцо тут же пропал с пристани, а канал уже успокаивался на том месте, где родилось и куда возвратилось насилие.
– Лоренцо, – позвал Саланио. – Лоренцо! – Он перегнулся за перила как мог дальше, но друга своего разглядеть никак не мог. Сбежал вниз по мосту, обогнул выступ перил и выскочил к причалу для гондол. – Лоренцо?
Он заметил, что вода у пристани беспокойна, – вообще-то и слышал тоже, но все произошло так быстро, что он ничего не увидел. Так быстро, что Лоренцо даже не успел закричать.
Саланио опустился на колени и вгляделся в темную воду.
Лицо его оказалось всего в футе над поверхностью, когда из канала стремительно высунулся коготь и оттяпал ему башку. Очень быстро. Обезглавленное тело скатилось в воду, вяло плюясь струями крови из шеи, и что-то быстро утащило его вглубь.
Мне вдруг помстилось, что гораздо благоразумнее будет встать, уйти с площадки над водой и оказаться на мощеной улочке – а вообще-то второй или даже третий этаж над уровнем канала сейчас будут в самый раз. Я попробовал приподняться, но едва сумел дотащиться до лестницы. Все это время я не мог отвести глаз от того места, куда утащили Саланио. И тут оно вернулось.
