И она прикоснулась. Расстегнув пуговицы, стянула рубашку с его мускулистых плеч. Ее рука скользила по вьющимся волосам на его груди, опускаясь все ниже и ниже. Ладонь двигалась по его животу легкими движениями, каждый раз посылая огненный след прямо к его возбужденному мужскому естеству. Роб чувствовал огонь во всем теле, почти обезумев от ее ласк, ее чувственных прикосновений, ее нежности.
Рука остановилась, и она вдруг отпрянула.
Звук расстегиваемой молнии заставил его открыть глаза. Туфли были сброшены, а она снимала джинсы.
Роб смотрел, и его дыхание было частым и затрудненным. Потом она встала рядом с ним, глядя на него сверху вниз, и, наверное, поняла, что он чувствует.
Алекс взяла его за руку и прошептала:
— Встань.
Он встал. Его трясло. Она провела рукой по его груди, вниз по животу и остановилась на брюках.
— Сними их, Роб, — сказала она очень тихо.
Он подчинился.
— Ты ждешь, что я соблазню тебя? — Ее рука прикоснулась к нему, лаская его с безграничной нежностью.
От прикосновения ее пальцев возникла дрожь, мгновенно охватившая все его тело.
— Нет, — резко произнес он. — Я жду, пока ты снимешь все эти очаровательные кружева. Я хочу видеть, как ты это делаешь.
Алекс отвела руки за спину. Он увидел легкое натяжение, услышал, как расстегнулся крючок, а потом она медленно спустила бретельки с плеч, и бюстгальтер соскользнул с ее рук на пол. Стянула трусики вниз с бедер и перешагнула через них, выпрямилась и встала прямо перед ним, но не дотрагиваясь до него.
Ее груди поднялись, округлые и гладкие, бледные в лунном свете. Мягкие. Он знал, что они будут мягкие.
Звук, изданный им, был сдавленный, дикий, отчаянный. Роб привлек ее к себе и накрыл ее рот своим.
Он целовал ее яростно, губы блуждали по ее лицу, глазам, шее. Целовал ее груди — кружа, лаская языком, — пока не нашел сосок. Потом опустил ее на кровать, не переставая ласкать. Положив ее на спину, лег сверху, устроившись между ее ног.
Его мужское естество было твердое, горячее. Он прижался к ней, а она ответила страстно, желая, чтобы его жаркая твердость вошла в нее.
Тело Алекс изогнулось и приподнялось.
Женщина повела бедрами, стараясь поторопить его. Но его рот опустился ниже. Она почувствовала его язык, горячий и шелковистый, между своих ног.
Алекс извивалась от мучительного вожделения, а тело сотрясали спазмы — дрожь желания.
Рот его отправился назад, вверх, проводя горячую линию по ее животу и выше, кружа вокруг грудей. Пульсация становилась жарче, быстрее. Он опять прильнул языком к соску. Еще один спазм сотряс ее тело. Она дышала часто, с трудом. Ее стоны сопровождали каждое движение его языка.
Роб поднялся над ней. Он увидела, как он протянул руку к джинсам, услышала шелест разрываемой фольги и поняла, что он надел презерватив.
Тогда она взяла его и медленно ввела в себя.
Непереносимо медленно. Ее бедра поднялись ему навстречу, заставляя его проникать глубже в нее. И еще глубже.
Он затих. Она слышала его дыхание, хриплое и тяжелое, и как бы издалека услышала свой долгий, медленный вскрик.
А потом он начал двигаться медленными, ритмичными толчками, от которых ее желание все усиливалось, доводя ее почти до безумия.
Ее тело выгнулось, тугое, напряженное. Это ощущение нарастало внутри ее, пока она не погрузилась в сладостное забытье.
Она почувствовала, как Роб толкнулся в нее. А потом она услышала его стон, и они соединились, объединенные в любви…
Почувствовав себя бесконечно слабым, Роб откинул волосы со лба дрожащей рукой.
— Алекс, — прошептал он, нежно поцеловав ее в шею, пробуждая к реальности.
Она приоткрыла глаза в блаженном неведении, затем положила руку на его руку, как бы удерживая себя там, потом прислонилась головой к его груди.
— Роб, я и не знала, — прошептала она и прижалась к нему всем телом.
Он прижал ее к себе и поцеловал в волосы. Он тоже не знал. Не знал, что можно гореть так жарко и так сильно и все же выбраться из этого.
Мышцы Алекс медленно расслаблялись. Влага, выступившая между ними, холодила. Можно было дышать и видеть комнату.
Тихонько коснувшись руки Роба, потерлась щекой о его плечо, чтобы ощущение его твердых мускулов восстановило ее силы.
Большая ладонь Роба погладила ее волосы.
— Можно я останусь, Алекс? — прошептал он.
Останется. В ее постели. Так что завтра утром они проснутся вместе. Она тихо кивнула.
— Мне бы очень этого хотелось.
Алекс нашла впадину на его плече, в которую очень уютно укладывалась ее голова. Его рука обвилась вокруг нее, легонько прижимая ее. Их тела соприкасались, их общее тепло было таким восхитительно убаюкивающим. Наклонив голову, Роб нашел губами ее рот.
— Ты прекрасна, — проговорил он ей в губы. А потом снова поцеловал ее.
Роб чувствовал, что она расслабилась, а потом услышал ее тихое ритмичное дыхание. А ему не спалось. Он не мог спать. Он чувствовал оцепенение. Он не мог понять, что случилось с ним.
Должно быть, это долгое ожидание и все эти сны о ней так на него подействовали?
Он никогда и близко не приближался к тому ощущению, что почувствовал сегодня.
И все это дало ему это маленькое теплое существо, свернувшееся рядом с ним. Роб аккуратно отвел назад ее волосы, открывая чувственную линию ее скулы, изгибающейся около уха.
Доверяя ему, она прикасалась к нему так, словно он самый чудесный мужчина на земле, и открылась ему так, как будто важнее этого мгновения нет ничего на свете.
Роб закрыл глаза и постарался расслабиться и заснуть. Боже милосердный, это так больно, когда тебя переполняют чувства.
Проснувшись, Алекс почувствовала тепло и тяжесть его тела рядом с собой. Было все еще темно.
Его рука обхватывала ее, а ладонь лежала на ее груди, ноги оплетали ее ноги, его губы зарылись в ее волосы.
Алекс спала одна много лет. Когда она была замужем, то всегда думала, что эта кровать кажется маленькой для них с Джеком. В те дни она спала с краю, спиной к нему, и просыпалась, если он даже слегка касался ее во сне. Так что и сейчас она, должно быть, проснулась оттого, что Роб касался ее.
Алекс осторожно отодвинулась от него. Его рука скользнула по ее коже и упала на простыню. И ей вдруг стало так одиноко, хотя она чувствовала его так близко всего секунду назад.
Осторожно отодвинувшись к краю постели, она легла там, ожидая, что от уединения ей станет лучше. Но стало холоднее. И только еще более одиноко.
