Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
Новая теория Фрейда не следовала этой механистической «физиологизированной» модели. Ее центром становилась биологическая ориентация, согласно которой фундаментальные силы жизни (и ее противоположности – смерти) оказывались первичными силами, мотивирующими человека. Природа клетки – т. е. всей живой материи, – а не физиологический процесс, протекающий в определенных органах тела, становилась теоретической основой учения о мотивации. Новая теория Фрейда была, пожалуй, ближе к виталистской философии (см. [42]), чем к механико-материалистическим концепциям немецких ученых. Однако, как я уже говорил, Фрейд этого отчетливо не осознавал и поэтому снова и снова пытался приложить свой метод физиологизирования к новой теории; эта попытка найти квадратуру круга неизбежно кончалась неудачей. Впрочем, в одном важном вопросе обе теории исходили из общей предпосылки, остававшейся для Фрейда неизменной аксиомой: психикой правит закон стремления к снижению напряжения (или возбуждения) до постоянного низкого уровня (принцип константности, на котором основывается принцип удовольствия) или до нуля (принцип нирваны, на котором основывается инстинкт смерти). Теперь мы должны вернуться к более подробному анализу двух новых идей Фрейда – инстинкта смерти и инстинкта жизни как первичных сил, определяющих человеческое существование[29]. Что заставило Фрейда постулировать инстинкт смерти? Одним из факторов, о которых я уже упоминал, был, возможно, шок от первой мировой войны. Фрейд, как многие в его время, разделял оптимистические взгляды, типичные для европейского среднего класса, и внезапно оказался перед лицом таких ярости и разрушений, которые едва ли можно было представить до 1 августа 1914 года.
Можно предположить, что к этому историческому фактору добавился личный. Как известно из биографии Фрейда, написанной Эрнестом Джонсом, Фрейд был одержим мыслями о смерти. С тех пор как ему исполнилось сорок, он каждый день думал о конце жизни, у него были приступы Todesangst (страха смерти); иногда при прощании он добавлял: «Вы можете никогда больше меня не увидеть» [41; 301]. Можно также предположить, что подкреплением страха смерти послужила тяжелая болезнь, что и привело к формулированию положения об инстинкте смерти. Такое рассуждение, впрочем, является упрощением, поскольку первые признаки болезни появились лишь в феврале 1923 года, через несколько лет после разработки концепции инстинкта смерти. Однако, может быть, допустимо предположение, что прежняя поглощенность мыслями о смерти усилилась вследствие болезни, что и привело к представлению о том, что конфликт между жизнью и смертью (а не между двумя жизнеутверждающими побуждениями – сексуальными желаниями и Эго) и является центром переживаний человека. Заключение о том, что человек должен умереть, потому что смерть – скрытая цель его жизни, может рассматриваться как своего рода утешение, предназначенное для того, чтобы смягчить страх смерти.
Помимо исторических и личных факторов, образующих одну группу мотивов, приведших к возникновению концепции инстинкта смерти, есть и другая группа, способствовавшая разработке Фрейдом этой теории. Фрейд всегда мыслил дуалистически. Он видел противоположные силы, борющиеся друг с другом, и рассматривал процессы жизни как исход этой борьбы. Первоначально эту дуалистическую теорию выражали противостояние секса и стремления к самосохранению. Однако при появлении концепции нарциссизма, который относил инстинкт самосохранения к либидо, прежний дуализм оказался под угрозой. Разве концепция нарциссизма не утверждала монистическую идею, согласно которой все инстинкты имели либидозную природу? Хуже того, разве это не оправдывало одну из главных ересей Юнга – концепцию, согласно которой либидо воплощает в себе всю психическую энергию? Действительно, Фрейд должен был избавиться от этой невыносимой дилеммы – невыносимой потому, что ее принятие означало бы согласие с юнговской концепцией либидо. Фрейду нужно было найти новый инстинкт как основу для нового дуалистического подхода. Инстинкт смерти удовлетворял этому требованию. На замену старому дуализму был найден новый, и на человеческую жизнь снова можно было смотреть как на поле битвы противоположных устремлений – Эроса и инстинкта смерти.
При создании нового дуализма Фрейд придерживался образа мыслей, о котором будет сказано ниже, и создал две широкие концепции, в которые должен был попадать любой феномен. Он проделал это с понятием сексуальности, расширив его, так что все, что не было Эго-инстинктом, принадлежало сексуальному инстинкту. Тот же метод он применил к инстинкту смерти. Он сделал это понятие настолько широким, что любое устремление, не попадавшее в ведение Эроса, относилось к инстинкту смерти, и наоборот. Таким образом, агрессивность, разрушительность, садизм, стремление контролировать и властвовать, несмотря на их качественные различия, оказывались проявлениями одной и той же силы – инстинкта смерти.
Того же паттерна мышления, имевшего столь сильное влияние на него на ранней стадии построения теоретической системы, Фрейд придерживался и еще в одном аспекте. Об инстинкте смерти он говорит, что изначально он весь внутри; потом он частично направляется наружу и действует как агрессивность, в то время как часть остается внутри как первичный мазохизм. Однако если часть, направленная наружу, встречает непреодолимые препятствия, инстинкт смерти оказывается перенаправлен внутрь и проявляется как вторичный мазохизм. Этот метод рассуждений в точности тот же, что и использовавшийся Фрейдом при описании нарциссизма. Сначала все либидо содержится в Эго (первичный нарциссизм), затем распространяется вовне, на объекты (объектное либидо), но часто направляется снова внутрь и тогда формирует так называемый вторичный нарциссизм.
Термин «инстинкт смерти» часто употребляется как синоним инстинкта разрушения или агрессивных побуждений (см., например, [25]), но в то же время Фрейд проводит тонкие различения между этими понятиями. В целом, как указал Джеймс Стрэчи во введении к «Недовольству культурой» [25], в более поздних работах – например, «Недовольстве культурой» [25], «Эго и Ид» [20], «Новых вводных лекциях» [26], «Очерках истории психоанализа» [29] – агрессивный инстинкт оказывается чем-то вторичным, следствием первичной саморазрушительности.
Вот несколько примеров таких взаимосвязей между инстинктом смерти и агрессивностью. В «Недовольстве культурой» [25] Фрейд пишет, что инстинкт смерти «отводится во внешний мир и выходит на свет как инстинкт агрессивности и разрушения» [25; 118]. В «Новых вводных лекциях» он говорит о «саморазрушительности как выражении инстинкта смерти, который неизменно присутствует в любом жизненном процессе» [26; 107. – Курсив мой. – Э.Ф.]. В той же работе Фрейд выражает эту мысль еще более отчетливо: «Мы пришли к мнению, что мазохизм древнее садизма, а садизм – разрушительный инстинкт, направленный вовне, который тем самым приобретает характеристики агрессивности» [25; 105]. То количество деструктивности, которое остается внутри, или объединяется «с эротическими побуждениями в мазохизм, или – с большими или меньшими эротическими добавлениями – направляется против внешнего мира как агрессивность» [Там же]. «Однако, – продолжает Фрейд, – если направленная вовне агрессивность встречается со слишком значительными препятствиями, она возвращается и увеличивает самодеструктивность, властвующую внутри» [Там же]. Заключение этих теоретических и несколько противоречивых рассуждений содержится в последних двух статьях Фрейда. Внутри Ид «оперируют органические инстинкты, которые сами представляют собой соединение двух первичных сил (Эроса и деструктивности) в разных пропорциях» [29; 198. – Курсив мой. – Э.Ф.]. В «Конечном и бесконечном анализе» Фрейд также говорит об Эросе и инстинкте смерти как о двух «первичных инстинктах» [28].
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
